Наши фляги для воды к этому времени опустели, и нам пришлось спуститься на дно ущелья, чтобы набрать воды из протекавшего там ручья.
Эта работа была поручена Банни, возглавившему группу из трех человек. Уже стемнело, но яркая луна позволяла видеть местность не хуже, чем днем.
Через пару часов группа Банни вернулась в лагерь с полными флагами.
Мы вскипятили воду для чая. Банни с загадочной улыбкой отозвал меня в сторону.
— Взгляните, — сказал он, протягивая мне большой белый цветок.
Я с интересом рассмотрел его. Он был похож на цветок лотоса, но обладал более толстыми и жесткими лепестками. Венчик лепестков соединялся с прочным стеблем, покрытым волосками и небольшими жесткими листочками.
— Эта красота росла среди падали, — ухмыльнулся Банни. — Я разглядел его благодаря узкой полоске лунного света, пробивавшейся в щель между скалами… Интересно, что он раскрылся как раз в тот момент, когда я посмотрел на него. Готов поспорить, это то, что называют роза карва!
Я вздрогнул, вспомнив, что, согласно легенде, чужаки, осмелившиеся сорвать этот цветок, должны быть убиты по приказу жрецов местного племени.
К счастью, наш проводник в это время занимался костром и не обращал внимания на происходящее вокруг него. Что касается солдат, то они не были афганцами и если они даже видели розу, то это не имело значения.
«— Я думаю, что лепестки розы можно заварить вместо чая», — сказал Банни. — И тогда…
— Что тогда?
— И тогда человек превратится в волка! — засмеялся мой приятель.
Я пожал плечами.
За годы пребывания в странах Востока я стал большим скептиком и не придавал значения местным предрассудкам. Поэтому я с улыбкой наблюдал, как Банни оборвал лепестки розы и бросил их в чайник для заварки.
Вода в чайнике необычно побелела через несколько минут.
— Странно, конечно, но пахнет очень приятно. Что касается вкуса… — И он отпил глоток.
— Очень неплохо! — оценил он. — Хотите попробовать?
Я отказался, но Банни не остановился, пока не выпил весь чай.
— Приятный вкус! — сделал он вывод. — Жаль, что я не нарвал этих цветов побольше!
Через несколько дней мы вернулись в Кабул, где обосновались в уродливом строении, расположенном в запущенном парке.
Через неделю случилось нечто ужасное. Около часа ночи меня разбудил громкий вой. Я вскочил с постели. Мне не раз приходилось слышать, как воют волки в лунную ночь, но в нашем парке, расположенном почти в центре города, волки не водились.
Окончательно проснувшись, я с ужасом осознал, что завывавшее животное находилось внутри здания.
Выбежав из спальни, я пересек холл и оказался на веранде. Здесь я смог разглядеть, благодаря свету полной луны, источник столь зловещих звуков.
Это был Банни Уоррен, стоявший в лунном свете, запрокинув голову, и завывавший на луну.
— Банни, в чем дело? — закричал я.
Он повернулся ко мне. Могу сказать, что мне никогда не приходилось видеть более жуткое лицо.
— Это та роза… Роза карва… Я очень болен… — невнятно пробормотал он.
Это были его последние слова. Мне с большим трудом удалось уложить его в постель. Он едва держался на ногах, и я был вынужден чуть ли не нести его на руках.
Он рухнул в кровать и забылся тяжелым сном. Странно, но у него все время дергались руки и ноги… Лицо его сильно потемнело, и мне показалось, что на нем появилась довольно густая шерсть. Но я не обратил внимания на эти странные изменения.
Утром я был разбужен громким рычанием, показавшимся мне очень похожим на рычание волка. До меня донеслись крики моих товарищей, с топотом метавшихся по дому. Выйдя в холл, я увидел Бегаля.
«— Сахиб Уоррен осквернил розу карва», — сказал Бегаль. — Он превратился в волка и теперь должен умереть. Посмотрите на него! — И он кивнул в сторону парка.
Я увидел Банни, с воплями носившегося среди деревьев. На его лице не осталось ничего человеческого.
Я подумал, что он отравился, выпив чай из лепестков розы карва. Очевидно, она содержала какой-то медленно действующий яд.
Но Бегаль не сомневался, что мой несчастный приятель действительно превратился в волка.
— Да, это волк, — уверенно сказал он. Потом он схватил ружье и первым же выстрелом застрелил Банни.
Никто не стал разбираться в мотивах этого убийства. Да и о чем здесь можно было говорить — афганец убил английского офицера. Этим же вечером Бегаль был повешен. Он спокойно воспринял приговор, ничего никому не стал объяснять и не стал просить о помиловании.
Мы похоронили Уоррена в парке. В своем рапорте я написал: «Скончался во время сильного приступа малярии».
В это время очень многие европейцы умирали, заболев болотной лихорадкой.
Жаба
Мы бросили якорь в илистых водах Рио, на рейде Сантоса, вернее, в том месте, которое местные нагло называют рейдом.
К сожалению, мы не получили разрешения сойти на берег; офицер со зверским выражением лица, представитель санитарной инспекции, оставил нас в карантине, пока мы не решимся заплатить устраивающую его сумму. Мы не сомневались, что ждать нам придется достаточно долго, так как наш капитан не любил расставаться с деньгами.
А пока мы могли сколько угодно любоваться Сантосом, разбросавшим перед нами свои розовые и голубые домики. Он сиял, словно только что отполированное серебряное украшение. Работающие на бензине лихтеры сновали между дамбами. К западу от города темнел лесной массив.
Суша казалась совсем близкой, и забравшиеся в мелкую воду мангры находились всего в миле от нашего судна.
Чтобы добраться до твердой земли, поросшей тощими гевеями и сырными деревьями с липкими листьями, нужно было пробраться на шлюпке через лабиринт водных паукообразных корней с выросшими на них грибами.
Севентос первым завел разговор о карликовых львах. Он называл их комнатными львятами и уверял, что эти животные не больше терьера. Эти сведения ему сообщил один индеец, у которого он выменял корзину желтых орехов на старую бритву.
««Эти львята просто кишат в здешних лесах», — говорил он. — Я непременно хочу раздобыть хотя бы одного из этих зверьков. Уверен, что получу за него фунтов пятьдесят от Гагенбека[7].
Я терпеть не мог этого Севентоса. Прежде всего, у него было отвратительное имя. Судите сами: Севентос, или Семипалый, — это одно из имен дьявола. Но пятьдесят фунтов показались нашим парням достаточно серьезной суммой, которой не стоило пренебрегать.
Боцман Блиц рассказал о гальке из чистого серебра, которую можно просто собирать в сереброносных ручьях. Что касается Попадопулоса, то грек упомянул о золотистых ящерицах, лекарство из кожи которых способно излечивать подагру и делает человека невидимым. Несомненно, шкура таких ящериц не могла стоить меньше сотни фунтов. Короче говоря, лес, видневшийся на горизонте, словно темная туча, будил в нас мечты о сказочном богатстве.
Наш капитан не верил ни во львят, ни в волшебных ящериц, ни даже в гальку из