С каждым шагом белая стена становилась все непроницаемее. Десмонд не подозревал, что снежный буран способен начаться так быстро. Ветер толкал в разные стороны, не давая сориентироваться. Он почувствовал себя как тогда, в Австралии, только вместо огненного ада шел сквозь ледяной.
Мальчик совсем закрутился и не знал, в какой стороне дом. Кустарники и пастбища вокруг отцовской фермы он помнил как свои пять пальцев, но эта земля была для него чужой. Ориентироваться было не на что. Его ждала смерть от холода, никто не придет на помощь. Десмонд преодолел огонь – ему помог вернуться к жизни ангел, а теперь умирал в ледяной пустыне – по жестокой воле дьявола.
Ноги болели. Отчаянно хотелось присесть, отдохнуть. В то же время он нутром чувствовал: если опустится, то уже не встанет.
Десмонд брел вперед, сжимая ружье. Бросить его означало подписать себе смертный приговор. Он попытался сделать выстрел в воздух, чтобы привлечь внимание, однако пальцы окоченели и не слушались.
Сквозь снежную завесу мальчик заметил столб дыма, поднимающийся вдали от дядиного дома. И, собрав в кулак последние силы, пошел на ориентир.
Поднявшись на крыльцо, он ожидал, что дверь вот-вот распахнется, но она оставалась закрытой. В окне маячил желтый свет – признак спасения.
Мальчик открыл дверь, прислонил ружье к стене и ввалился в комнату. Дядя даже не глянул в его сторону, крикнул только, чтобы побыстрее закрывал дверь.
Десмонд взглянул на бутылку. Почти пустая – лучше не нарываться.
Глава 40
Весь экипаж «Кентаро Мару» суетился, готовясь к очередному этапу – срочной сборке «Зеркала». Задержка могла стоить жизни миллиардам людей, возможно, даже всему человечеству.
Если не установить, что произошло с Десмондом, весь грандиозный план мог рухнуть. Десмонд держал в руках ключ к «Зеркалу» и всему, ради чего они работали не покладая рук.
В комнате для совещаний при лазарете экраны на стенах отображали снимки, сделанные с помощью рентгена, магнитно-резонансной томографии и прочих устройств, назначение которых было неведомо Коннеру.
– Что нашли? – спросил он трех научных сотрудников, державших совет в конце стола.
Младший из врачей развернулся в кресле.
– У него не тело, а пещера ужасов. Я впервые вижу столько сросшихся переломов.
– Парню выпало суровое детство. А теперь докладывайте: что вы нашли?
На вопрос ответил доктор Генри Андерсон, пожилой ученый с сединой в волосах:
– У него в мозг вживлен имплантат. В гиппокамп.
– Что за имплантат?
– Модель от Rapture Therapeutics. Но с измененными свойствами.
– Какими?
– Пока не совсем ясно. Добавленный компонент выглядит как приемник-передатчик данных.
– С чем он связан? Со спутником?
– Не исключено. Хотя лично мне это представляется маловероятным. Нет достаточного питания. Скорее всего он работает в ближнем радиусе действия – через блютус или вай-фай.
В разговор снова вступил молодой ученый:
– Связь, возможно, поддерживается со смартфоном, а тот служит мостиком в сеть. Например, чтобы скачивать инструкции по разблокированию воспоминаний.
– Интересно, – пробормотал себе под нос Коннер, а вслух спросил: – Какой у него принцип работы?
Пожилой ученый пожал плечами:
– Кто знает? Мы пока блуждаем в потемках. Я никогда не работал на Rapture и не знаком с их проектами. Все, что я нашел, имелось в открытом доступе. Мы установили, что оригинальные имплантаты Rapture Therapeutics использовались для лечения депрессий, шизофрении, раздвоения личности и прочих отклонений психики. Устройства следили за уровнем основных химических веществ мозга и стимулировали выброс нейромедиаторов. Иными словами, регулировали биохимию нервной системы пациентов. Однако последняя модель имплантата – та, что вживили Хьюзу, – воздействует на другие участки мозга. Их ученые опубликовали результаты испытаний по устранению мозговых бляшек. Эти имплантаты находят бляшки и выпускают белок GP3, который их растворяет. Такой подход позволяет лечить целый ряд нейродегенеративных расстройств – болезнь Альцгеймера, Хантингтона, Паркинсона и тому подобные.
Коннер вскинул руку.
– Какое отношение это имеет к нам? Вы что, обнаружили в его мозгу бляшки?
– Нет. Мы проверяли. Зато нашли кое-что другое – неизвестное вещество в гиппокампе.
– Что это, по-вашему?
– Я могу высказать лишь догадку…
– Высказывайте! – бросил Коннер, теряя терпение.
Доктор Андерсон глубоко вздохнул.
– Несколько лет назад ученые Массачусетского технологического института нашли способ локализации в мозге конкретных воспоминаний. Это был настоящий прорыв: оказывается, индивидуальные воспоминания биохимически записываются в определенных группах нейронов гиппокампа. Мне кажется, вещество, которое мы обнаружили в гиппокампе Хьюза, связывает нейроны, ассоциированные с конкретными воспоминаниями, делая их недоступными. Точно так же мозговые бляшки воздействуют на память при заболевании Альцгеймера и на физические способности при заболевании Паркинсона.
– Вы считаете, что вещество ввели ему в Rapture Thera-peutics? А имплантат в гиппокампе постепенно растворяет это вещество, блокирующее воспоминания, подобно тому как GP3 растворяет бляшки?
– Такова наша гипотеза. Похоже, что обеспечивающий связь компонент, добавленный в имплантат, играет роль спускового механизма. Телефон с блютус или компьютер, подключенный к вай-фаю, способны передать на имплантат сигнал по разблокированию памяти. Такие команды могут подаваться по установленному графику или когда происходит определенное событие. А может быть, когда Хьюз прибывает в определенную точку координат. Роль спускового механизма могут также играть определенные намеки, эмоции, образы либо ощущения. Имплантат, возможно, определяет, какие воспоминания безопасно высвободить, а какие нет.
Коннер запрокинул голову и посмотрел в потолок.
– Что ж, господа, существует только один способ проверить достоверность ваших многочисленных догадок – позвонить в Rapture Therapeutics и спросить. В конце концов, это наша компания.
– Мы только что с ними говорили. Их главный босс по науке подтвердил, что у них есть группа, занимающаяся вопросами манипуляции памятью. И этот проект пока еще не свернут. По крайней мере, так было совсем недавно.
Коннер почуял неладное.
– Кодовое название проекта – «Аврора». Они производили исследования согласно протоколам «Зеркала»: строгая секретность, разграничение сфер исследования, доступ только по служебной необходимости. Команда, занимавшаяся управлением памятью, представляла собой полностью обособленную ячейку с собственным бюджетом и технической базой. В интересах «Зеркала» контакты этой группы с внешним миром были ограничены. Ячейка не выходит на связь уже три недели.
– Тогда где куратор проекта? – спросил Коннер. И тут же в уме возникла страшная догадка. – Погодите, я все понял… Проект «Аврора» базировался в Германии, а куратором был Гюнтер Торне, не так ли?
– Совершенно верно.
Коннер покачал головой.
– Что с документацией Торне? На случай провала протокол требует оставлять секретную копию.
– Rapture ищет ее с тех пор, как куратора нашли мертвым в номере Десмонда Хьюза. Пока безрезультатно. Существует подозрение, что Хьюз перепрятал или уничтожил записи.
Коннер немного походил по комнате, потом снова подсел к ученым.
– Хорошо, давайте подведем итог того, что нам известно, и попробуем вывести из этого рабочую гипотезу. Факт, что две недели назад Десмонд Хьюз прячет Rendition. Все занятые в проекте ученые пропадают. Записи тоже. Хьюз появляется в Берлине, где связывается с журналистом «Шпигеля» Гарином Мейером. Он собирается разоблачить нас и весь проект «Зеркало».
– «Аврора» и потеря памяти,
