Я покрутила большой камень на левой руке. Кольцо моей матери было таким же большим. Карл Монтегю II не мог позволить, чтобы кольцо его жены было меньше, чем кольцо его матери. Бриллиант был спрятан и ждал того дня, когда Брайс наденет его на палец Александрии. Я смотрела на более современные варианты оформления. Мы могли бы добавить что–то еще к большому центральному камню. Когда придет время, я планирую спросить Брайса, что он хочет сделать.
Поднеся бокал к губам, я сделала глоток, наблюдая, как две темные фигуры пробираются по траве к краю озера. Тепло омыло меня, кульминация самопожертвования и самоотверженности. Дети стояли не на краю озера, а на краю нашего будущего. Я не могла дождаться, когда Александрия вернется под крышу поместья Монтегю, обратно в Саванну и к Брайсу.
Почти двадцать лет назад ее судьба была предрешена. Я вздохнула, прислонившись к высокой оконной раме. Почти два десятилетия меня поддерживала одна цель – чтобы Монтегю принадлежал ей. Не прошло и двадцати лет, как мы вчетвером стали семьей. Будущее было достаточно близко и казалось таким, словно оно уже наступило. Предвкушение принесло надежду в мою душу и дрожь чистого возбуждения, которое я не могла вспомнить.
Моя красивая, умная дочь не знала, что несет на своих плечах груз семьи. Я не хотела, чтобы она знала. Я хотела, чтобы она прожила жизнь так, как не удалось мне. Когда она уехала в Стэнфорд, я знала, что это временная отсрочка, что, в конце концов, ее вызовут домой. Я также знала, что этот опыт пойдет ей на пользу. Это поможет ей стать сильнее.
То, что ее брак был запланирован еще в детском возрасте, не означало, что она не могла играть более важную роль. Я верила, что так и будет. Брайс не был ни Алтоном, ни Чарльзом. Он будет хорошим мужем, любящим мужем, человеком, которого заслуживает моя дочь. Хорошо, что они были друзьями.
Я была удивлена, услышав, что она и Брайс никогда не были близки. Хотя Сьюзи, казалось, была недовольна тем, что Александрия никогда ... как она сказала? — "помогала ему" – я в очередной раз горжусь решимостью моей дочери. Она признала, что не девственница. К тому же ей почти двадцать четыре года. Брайс тоже не был девственником.
Я покачала головой. Я не знаю, о чем думал этот мальчик. Все было бы гораздо проще, если бы над нашими головами не висел инцидент с Мелиссой Саммерс. С другой стороны, это может сработать в нашу пользу, его мольба о помощи станет последней каплей, чтобы вернуть ее.
В каком-то смысле это давало мне надежду. Я никогда не могла представить себе, что Алтон попросит меня о помощи, как Брайс сегодня, перед всеми нами. Он был храбр и имел доброе сердце.
Я бросила еще один взгляд на озеро. Дети стояли лицом друг к другу. Их силуэты выделялись на фоне мерцающего озера. Брайс даже не предполагал, что к Рождеству следующего года они должны пожениться. Вот почему лучше поторопиться.
В то время как перспектива предстоящего брака волновала меня, был укол вины из-за потери Александрией юридического диплома. В конце концов, я гордилась ее достижениями. Быть принятым и в Йель, и в Колумбийский университет было впечатляюще. В то же время Алтон прав. Это пустая трата денег на диплом, которым она никогда не воспользуется. Я пыталась убедить себя, что у корпорации "Монтегю" есть команда юристов. Она могла работать на себя. По крайней мере, это даст ей больше оснований для понимания Монтегю, чего я никогда не могла сделать.
Он не согласился. Брайс будет кормильцем.
Я не стала поправлять его, но на самом деле, имя Александрии будет кормильцем.
Их брак скрепит соглашение, на которое я согласилась много лет назад, но ребенок…
Я сделала еще глоток.
...ребенок закрепит его навсегда. Он присоединится к Кармайклам и Монтегю. Черт побери, он присоединится к Кармайклам, Фицджеральдам и Монтегю. Наш внук будет чистокровным южанином голубой крови. Конечно, люди могли знать о связи Фицджеральда только по имени. Правда вызовет слишком много проблем.
Брайс уже боролся с обвинением в изнасиловании и нападении. Ему не нужно, чтобы весь мир знал, что он незаконнорожденный сын Алтона Фицджеральда.
– Лаида.
Как будто думая, что его имя вызвало самого дьявола, у меня перехватило дыхание.
– В библиотеке, – крикнула я, не выходя из своего укрытия за портьерами.
Шаги Алтона эхом отдавались в большой комнате, когда он подошел ближе.
– Что ты делаешь?
В моих мягких тапочках Алтон был гораздо выше и шире меня, даже сейчас, когда ему было за шестьдесят.
– Шшш. – Я взяла его за руку и притянула к себе. – Смотри.
Он наклонился к окну.
– Это Брайс и Александрия?
– Да. – Я не смогла сдержать улыбку. – Это сработает. Я чувствую.
– Не пытайся переубедить меня насчет трастового фонда. Я позволил тебе убедить меня позволить ей уехать на Запад. Сколько раз она приезжала домой за эти четыре года?
Я сглотнула.
– Сейчас она дома.
– И этот ее язык. Правда, Лаида, тебе должно быть стыдно за дочь, которую ты вырастила.
Волоски у меня на затылке встали дыбом. Я танцевала этот танец так много раз, что могла делать это во сне. Согласиться с ним, пусть он скажет свое слово и на этом закончит. Я снова перевела взгляд на озеро. Гордость за дочь захлестнула меня.
– Не стыдно, – ответила я.
– Что?
Я повернулась к Алтону.
– Мне не стыдно. Я не спорю с тобой из-за ее трастового фонда. Я хочу, чтобы она была дома. Этого достаточно. Она научится приспосабливаться, но я не стыжусь за нее.
Даже в темноте я знала, что его шея и лицо покраснели. Мне не нужно было видеть багровый цвет. Цвет будет приглушен только светом луны. Я чувствовала это, чувствовала, как поднимается температура.
– Конечно, нет, – сказал он, подходя ближе ко мне. Жар его растущей ярости стал очевидным. – Скажи мне, почему ты не подготовила ее к сегодняшней встрече с Брайсом и Сьюзи.
Он схватил меня за руку.
Я даже не вздрогнула. Мои глаза оставались сфокусированы на нем. Это было частью танца.
– И почему ты решила, что это хорошая идея – позволить ей смутить всех нас своими дерзкими ответами. Все, что тебе нужно было сделать, это объяснить ей сегодня, пока вы отсутствовали. Это то, что ты сказала, собираешься сделать.
Я
