– Мы хорошо провели время. Я упомянула, что Брайс будет здесь, но она сказала, что не общалась с ним. У меня сложилось впечатление, что они общались. Ты так говорил.
Он бросил последний взгляд в окно.
– Брайс сделал вид, что это так. Откуда он так много знает о том, чем она занимается?
Когда Алтон не ответил, я добавила:
– Ты ему сказал?
– Не обращай это против меня. Ты потерпела неудачу. Ты удивляешься, почему я не доверяю тебе. Господи, Лаида, ты не можешь справиться с чем-то большим, чем поглощение вина.
Я старалась не слушать, не позволять его словам впитываться. Вместо этого, я думала об Александрии, о том, как близко все это было. Все эти годы, и это сходилось вместе.
Как только они поженятся, Монтегю будет принадлежать ей и Брайсу. У нас с Алтоном есть обеспечение, но моя роль на этом закончится. Прошло много лет с тех пор, как я в последний раз читала соглашение, и я хотела проверить у Ральфа Портера, но была уверена, что как только Александрия выйдет замуж, мне больше не нужно будет это делать.
Монолог Алтона продолжился в коридоре и в нашей комнате.
Это был не диалог. Диалоги здесь произносились нечасто.
Глава 37
Чарли́
– Еще воды, мисс? Может быть, напитки покрепче, пока вы ждете?
Я снова посмотрела на телефон. Это было не похоже на мою мать – опаздывать. Я могла бы легко составить целый список недостатков Аделаиды Монтегю Фицджеральд, но опоздание не входило в их число.
Я обдумала предложение выпить, но решила, что сейчас мне нужна ясная голова.
– Нет, спасибо. Моя знакомая должна быть здесь с минуты на минуту.
"Радужная комната" было одним из самых пафосных мест на Манхэттене, где можно было позавтракать по воскресеньям. Я бы предпочла один из маленьких ресторанчиков в Сохо или даже ресторан Тома, но это было больше в стиле моей матери. Я нисколько не удивилась, когда она предложила это место. Кроме того, я не могла представить ее сидящей в виниловой кабинке с пластиковыми столешницами, даже если это было данью стилю.
Для большего уединения и захватывающего вида на Эмпайр-Стейт-Билдинг я заказала столик в коктейль – баре. Ресторан был красивым и недавно отремонтированным, но шум посетителей, а также гигантский шведский стол сделают наше неудобное воссоединение еще более трудным. А в коктейль-баре Джерред мог сидеть за стойкой и незаметно следить за мной и всеми вокруг. До сих пор мы перекинулись всего несколькими словами, но мой новый водитель и телохранитель казался профессиональным и компетентным. Когда я посмотрела в его сторону и наши глаза мгновенно встретились, я поняла, что он определенно держал все под контролем.
Откровения Нокса, продолжавшиеся прошлой ночью, были на грани юмора. Мы уже почти спали, когда он сел и сказал:
– У тебя ведь раньше были водители, не так ли?
Я просто рассмеялась и подождала, пока он снова ляжет, чтобы прижаться к нему.
Хотя формально у меня не было ни гроша, было что-то в вечернем игривом настроении, что успокаивало нас обоих. Без сомнения, я ценила финансовую поддержку Нокса, но его понимание того, что деньги не были для меня чем-то новым, как-то повлияло на мою самооценку. Несмотря на "Измену", я не была дорогой шлюхой из-за его денег.
Вид моей матери, которую вели ко мне, вернул меня в настоящее. За несколько секунд, пока она добралась до моего столика, я сделала то, что, как я была уверена, делала и она: оценивала ситуацию.
Она выглядела точно так же, как неделю назад, безупречно одетая южная леди с высоко поднятым подбородком. У Аделаиды был вид полного превосходства. Единственная разница между сегодняшним днем и прошлой неделей заключалась в том, что сегодня ее глаза были ясными, а не красными и опухшими.
Чего она ожидала от меня? Предполагала ли, что на этой встрече я буду умолять ее о моем праве по рождению?
Когда она подошла, я встала, не зная, что сказать матери. Она остановилась передо мной и кивнула метрдотелю, который тихо поблагодарил ее и отошел. Звон посуды и голоса других посетителей исчезли, когда напряжение в моей груди усилилось.
На моих глазах маска совершенства Аделаиды Фицджеральд разлетелась вдребезги. Тревога, беспокойство, возможно, даже любовь исказили ее обычное выражение лица. Фасад, который она носила большую часть моей жизни, упал на пол, осколки безупречности разлетелись на миллион кусочков, когда она обняла меня, сжимая мои плечи с большим волнением, чем я могла припомнить.
Я не двигалась и не отвечала взаимностью. Я была парализована и ошеломлена.
Я была морально готова встретить ее холодность. Я была готова наслаждаться своей победой, оставшись в колледже с возможностью жить в Нью-Йорке, и все это без ее или Алтона помощи. Но сейчас все было по-другому. Женщина, прижимавшаяся ко мне посреди Манхэттенского холла высоко над городом, была моей мамой. Слезы покалывали мои идеально накрашенные глаза, когда мои руки нашли свой путь вокруг ее дрожащих плеч, пока она тихо плакала.
Наконец она отстранилась, все еще держа меня за руки, и посмотрела на меня. Это было не то сканирование несовершенств, к которому я привыкла. Ее голубые глаза блестели от слез. Она смотрела мне в глаза, действительно смотрела.
– Александрия, я люблю тебя.
Я не могла говорить, могла только кивнуть, когда мы обе судорожно вздохнули и сели.
– Могу я для начала предложить что-то из бара?
Мы обе повернулись к официанту, который либо наблюдал за нашим публичным срывом, либо волшебным образом появился из воздуха.
– Да, – ответили мы одновременно.
Наши глаза снова встретились, щеки порозовели.
– Могу я предложить вам "Кровавую Мэри"?
– Звучит заманчиво, – сказала мама. – Александрия?
– Да, спасибо.
Она потянулась к моей руке.
– Дорогая, ты прекрасна. Я так беспокоилась о тебе, о том, как ты будешь жить.
Негодование, которое я таила всю прошлую неделю, вернулось через эмоции. Я старалась говорить тихо.
– Ты не настолько волновалась, чтобы помешать Алтону украсть мой трастовый фонд.
– Ты действительно собираешься начать с обвинений? Я проделала весь этот путь, чтобы увидеть тебя и твой колледж, а ты сразу берешь меня за горло?
Мой колледж? Как будто это был второй класс в академии, и я собиралась показать ей украшение из папье-маше, которое сделала.
Я выпрямилась и разгладила салфетку на коленях.
– Мне жаль, мама. Возможно, нам стоит обсудить прекрасный вид. Видела Эмпайр-Стейт-Билдинг вон там?
Она поджала губы.
– Это трудно для меня.
– Для тебя? Оставить меня, последнюю из Монтегю, без гроша в кармане на улицах Нью-Йорка трудно — для тебя?
– Дорогая, мы никогда не думали, что ты уйдешь. Это было
