Ничего, зато в следующий раз хорошо подумает перед тем, как лезть в драку с мужиком в три раза больше и сильнее её. И с протекшей крышей ко всему прочему.
Во время обследования оказалось, что я её порвал…
Пиздец, право.
И молчала ведь! Ни слова о том, что больно. Нет, оно-то понятно, что приятного мало (скорее всего, попка всё-таки нетронутая была), но разрывы…
Почувствовал себя полным дерьмом.
Дерьмищем, мать его!
Надо же было так не аккуратно. Даже жаль Веснушку стало. Она ведь правильная, домашняя… А я как шлюху вздрючил.
Долбанная шиза. Это же как меня тогда торкнуло? Половины не помню, но это не умаляет моего поступка. Нихрена не легче.
Перед глазами детское лицо и так погано, что впору снова впасть в кому. Девчонка мне доверилась, к своим друзьям причислила. А я её мать затрахал, как последнюю…
Поздно.
Всё уже случилось.
Теперь мне нужно косяки загладить.
И желательно скорее, пока Марина окончательно меня не возненавидела. Хотя… Скорее всего, уже.
— Не бойся. Я всё оплачу. И детям няньку найму, пока ты в больнице.
— Нет! — ощетинилась, как будто подменили её. — Оставь меня в покое и не смей приближаться к моим детям, ублюдок поганый! Чтобы я больше тебя не видела, а то глотку перегрызу!
Ничего себе… Веснушка!
— Успокойся, Марина. И не смей повышать на меня голос, — где-то в мозгу появилась вспышка.
Яркая и болезненная.
Только бы не переклинило.
Ещё как назло закончились транквилизаторы.
— Убирайся! — натянула на себя одеяло, словно защищаясь от меня.
Я бы мог сейчас заткнуть её. Мог бы даже запугать, чтобы снова стала покорной овечкой. Но смысла в том нет.
Пора признать — я накосячил.
*****
21 октября 2017 г.
— Мамочка! — Ксюша бросилась ко мне, а Санька остался у двери.
Стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на меня так, словно я ему чужая…
До боли в сердце ранил меня этим взглядом.
И в этот момент я, наверное, впервые осознала, что он уже взрослый. Не тот маленький мальчик, которому я говорила, что папа просто устал, поэтому уснул у двери на полу… Не тот славный ребёнок, который любил меня больше жизни и верил, как самому себе.
Теперь у него свои понятия и принципы.
И вряд ли ему нужна такая мать.
Мать, что оставила свою дочь в день её рождения и ушла в гостиницу… Кувыркаться с богатеньким ублюдком.
Стыд опалил щёки и я опустила глаза, не в силах смотреть на сына. Какой позор…
— Всё хорошо, принцесса моя, не плачь, — вытирала слёзы с пухленьких щечек доченьки и благодарила Бога, что хотя бы она не смотрит на меня волчонком.
— Это он сделал, мама? Он тебя обидел? — наконец-то, заговорил сын, а по мне, так лучше бы молчал.
Вот что я ему сейчас скажу?
«ДА! ЭТО ОН!»?! Так, что ли?
«Пожалей, сыночек, свою шлюху-мать»?!
— Нет, Саш. Я просто упала. С лестницы… -эта ложь давалась с таким трудом, что впору язык себе проглотить.
— Поэтому ты в гинекологии лежишь да? — Саша горько усмехнулся, а глаза гневом полыхнули.
В это мгновение он напомнил мне Бешеного…
Аж дрожь по телу.
И эти черты меня пугали… Я не видела их раньше. Да и муж не был таким. Пьяница, да, но агрессивным не был.
— У меня просто некоторые проблемы по этой части. Не вникай, — ободряюще улыбнулась Саше, насколько хватило моральных и физических сил. — Лучше расскажи, как вы?
— Всё хорошо. Я за Ксюхой присматриваю. Вместе в школу, вместе из школы…
— Почему вы отказались от няни?
Это, пожалуй, единственная помощь, которую я бы приняла от Дигоева, но Санька категорически был против. Что ж, я могу его понять.
Хорошо, хоть Ленка забегает, еду им приносит.
— Я не маленький уже. И за сестрой присмотреть в состоянии. А этот мудак пусть больше не приближается к тебе. Иначе, я правда его убью.
Я смотрю на него и понимаю, что, да, он убьет. Становится страшно от мысли, что это я довела своего ребенка до такого.
— Я обещаю тебе, что решу…
Договорить не успеваю, так как в палату заходит Дигоев с букетом цветов в руке.
Саша подбирается, краснеет от злости, а Бешеный, обводит нас своим мрачным взглядом и целеустремленно шагает ко мне.
— Руслан! — визжит Ксюша и, оставив мои объятия, бежит к нему. — Мама заболела, ты знаешь? — обнимает его за ноги и Бешеный замирает, растерянно взирая на мою дочь.
О, да. Он знает, что я заболела. Ещё бы…
Меня коробит от мысли, что этот гад забрался в сердце моей девочки и с ужасом представляю, чего мне это будет стоить.
— Не бойся, я вылечу твою маму, — приседает рядом с Ксюней и целует ее в нос. — А потом мы поедем на аттракционы. Хочешь?
АТТРАКЦИОНЫ?!
Какие нахрен аттракционы?!
Ох, он совсем сумасшедший.
Больной.
Нет, я, конечно, навидалась всяких у нас в клинике, но чтобы так… Он же неуправляемый, абсолютный шизофреник! Хотя, был бы шизофреником, я бы тогда ещё смогла совладать с ним. А тут полный финиш.
— Хочу, — хнычет малышка и обнимает Бешеного за шею.
— Отойди от неё, козёл! — слышу рык и запоздало понимаю, что это мой сын.
Как в замедленной видеосъемке наблюдаю, как мой Саша бежит к Дигоеву с перочинным ножом в руке.
ГЛАВА 11
Надо же, смелый какой щенок.
Я даже не сразу среагировал — слишком яркий контраст в отношениях с девочкой и этим сопливым Рембо.
Был бы он повзрослее, шею свернул бы, да больно мелкий ещё. Каким бы отморозком я не был, бить ребенка мне не по кайфу. Да и не просто так же он «перо» достал. За мать стоит своей пацанской грудью. Вроде как, респект мальцу.
Поймал его руку с ножиком и отобрал игрушку. Хотел было подзатыльник отвесить, но визг Веснушки меня привёл в себя.
Как будто ледяной водой окатили.
Блять, не могла она так закричать, когда рвал её?! Может сейчас без больнички обошлись бы.
В любом случае, избивать пацана у меня не было намерения. Но у Марины, судя по всему, были другие соображения на сей счёт и уже в следующее мгновение она висела на моей руке, аки злая собачонка.
Ну вот как тут не вломить ей, а?!
От боли перекосило всю, а туда же.
Но, мать их…
Они заслуживают уважения.
Идти на противника с голыми руками, заведомо зная, что он сильнее — достойно похвалы.
Или посмертной награды.
Эта семейка вообще рвёт в клочья все мои представления о современных людях. Они сражаются до последнего, даже когда на горизонте маячит нехилая такая пиздюлина.
И вроде бы посмеяться тут впору. Повертеть пальцем у виска и уйти.
Но как-то не хочется.
Ни смеяться, ни уходить.
— Марина, быстро в кровать! — стряхнул
