А потом она корчилась над тазиком для умывания, пока отвар рвотного корня не истощил последние силы. У Тамилы даже не было возможности потребовать от мужа покинуть её в такой неловкий момент, да он, похоже, и не согласился бы. Придерживал голову и отбрасывал за спину её растрепавшиеся волосы, чтобы не лезли в лицо. А потом, когда Тамила смогла отдышаться и прекратила сжиматься от мучительных спазмов, помог сесть на скамеечку у стены, к которой она с удовольствием прижалась, находя неподвижную опору во всё ещё вращающемся мире. Стоило признать, что его способ приведения в осмысленное состояние был действенным.
Королева вздрогнула, когда кто-то осторожно коснулся её пальцев, и медленно подняла голову, всё ещё опасаясь совершать резкие движения.
Перед ней стояла Мати, вглядываясь в лицо госпожи. В её темных, как обсидиан, глазах не было ни страха, ни обвинения. Только искренняя тревога, от которой на душе стало ещё хуже.
«Позвольте помочь».
Горничная мягко, будто ребенка, взяла Тамилу за руку и, когда она подчинилась, отвела к ванне. Та была наполнена странного сероватого цвета водой, вглядевшись в которую, королева оглянулась на служанку.
«Приказ короля».
Тамила безучастно смотрела перед собой, пока Мати снимала с неё испачканное платье и помогала опуститься в горячую воду. Обхватив притянутые к груди колени, королева, не поворачивая головы к суетившейся с её волосами служанке, прошептала:
— Если когда-нибудь, даже из самых благих побуждений, решишь меня предать… — горло снова перехватило, и Тамила крепко зажмурилась, сжав зубы так, что те заныли. — Лучше уходи прямо сейчас.
Мати перестала вынимать заколки из прически и передвинулась ближе, встав на колени так, чтобы королева могла её видеть. Темные пальчики запорхали, касаясь то губ, то лица, изгибаясь быстро и проворно:
«Не прогоняйте, госпожа. Я буду вечно верна вам. Принять смерть из ваших рук будет честью».
— Не болтай дурного. В глупой смерти от яда нет никакой чести.
Она закрыла глаза, не желая видеть ответа служанки, и откинулась на подголовник, чувствуя, как переброшенные на грудь волосы намокают и тяжелеют. Исходящий от воды едва ощутимый запах раздражал обоняние, но Тамила не спешила покидать её. И чтобы растворенная в воде черная глина смыла с кожи последние испарения яда, и потому что здесь её вряд ли кто-то потревожит.
Тамила слышала, что убийцы нередко видят своих жертв, стоит только опустить веки. Но к ней приходила только темнота, она пыталась вызвать из памяти лица леди Митры и Солы, но те расплывались и искажались.
— Помоги ей одеться и иди.
От слов, произнесенных голосом мужа совсем рядом, королева дернулась и резко открыла глаза, будто проснувшись. На мгновение возникло желание прикрыться руками, но Тамила подавила его. К тому же супруг стоял, отвернувшись, будто щадя её и без того истерзанные нервы. А потом и вовсе покинул купальню.
Мати быстро вытерла госпожу, промокнув волосы полотенцем, и застегнула пуговки на ночной сорочке.
В опочивальне его не было, а выходить из комнаты королеве не хотелось, потому, жестом отпустив служанку, Тамила скользнула на кровать, зябко кутаясь в простыни. Несмотря на духоту, её знобило, а голова казалась пустой и звонкой. Сорванное горло саднило, как и растравленные водой с глиной ожоги, уже поджившие, но всё ещё болезненные.
Он пришел спустя несколько минут, и Тамила постаралась притихнуть и даже дышать не так часто, ожидая упреков, но… Итар молчал. Он тихо прошел к кровати, устроившись на самом краю, чтобы даже случайно не коснуться жены. Молчание сгущалось, словно наползавшая на город ночь, становясь всё мучительнее, и Тамила не выдержала первой.
— Около пятисот лет назад Гаретом правил один король. — Она говорила тихо, будто самой себе, зная, что он её хорошо слышит. — У него был единственный сын, отрада очей и надежда на то, что государство останется в надежных руках. Но сын устал ждать, когда отец освободит трон, и решил устроить мятеж. Переворот не состоялся, заговорщиков схватили, но король не смог казнить собственное дитя. Тогда он призвал в свидетели Богиню, попросив покарать и его самого, раз не смог воспитать сына достойным мужчиной и наследником. Он разделил с ним чашу, наполненную вытяжкой сока из редчайшего растения пустыни. Сок этот убивает быстро и безболезненно, но от него нет противоядия. Богиня услышала просьбу короля и рассудила, что сердцем он простил своего ребенка, потому оставила в живых безутешного отца. Сына же, предавшего своего родителя, не пощадила. Так появилась казнь «Последняя милость королей», но прибегали к ней всего четырежды. Сегодня была пятая.
Она не оглядывалась, так и оставшись в своем коконе, дающим иллюзию тепла и хоть какой-то безопасности.
Он довольно долго молчал, прежде чем всё же заговорить:
— Я слышал об этой традиции, но не знал, что она ещё применяется. Вы были настолько уверены в том, что Она снизойдет и до вас? Я ведь просил не подвергать себя опасности.
— Я была уверена в тех крохах яда, которые принимала в младенчестве. Всем отпрыскам королей вне зависимости от пола и близости к престолу с первых дней жизни дают крошечные дозы, и теперь он безвреден для меня. Видимо, на милость божества предки надеялись меньше, чем на собственную предусмотрительность. — Она горько усмехнулась, произнося это святотатство.
— И всё же я настоятельно не рекомендую повторять такое впредь.
Тамила зажмурилась, ещё теснее сжимаясь под одеялом:
— У меня не осталось тех, ради кого я пойду на это. Вы правитель, потому неподсудны. Дядя… — она осеклась, судорожно втянув воздух через сомкнутые зубы.
— Он ведь знал о том, что на вас яд не подействует?
— Да.
Знал он и о том, что Тамила, не задумываясь, сделает почти всё, чтобы спасти нянюшку. Почти. Как оказалось, на второй чаше весов было то, ради чего королева казнит близкого человека сама. И прощать за это она никого не станет.
Самое страшное, что она понимала, почему он это делает, отчасти даже разделяла его сомнения, но и мириться с тем, через что дядя Видар приговорил названную мать, Тамила не собиралась. Пусть не сейчас, но когда-нибудь он за это ответит.
Итар пересел ближе, и она застыла, почувствовав чуть шершавую ткань повязки на его руке своей щекой:
— Я разочарован не тем, что вы принимали этот отвар. Вы имели право сомневаться и опасаться беременности. Но мне казалось, что мы начали доверять друг другу, потому я вспылил. — Тамила молча кивнула. — Даже если бы я захотел придумать самое изощренное наказание для вас, страшнее и тяжелее того, через что вы прошли сегодня, не найти.
Она всхлипнула сухо, без слез, сжимая веки так крепко, что глаза прострелило болью. И тоже передвинулась к нему, прижавшись лбом к прохладной ткани рубашки. Ей отчаянно не хотелось помнить о достойном принятии любого наказания
