– Опять дождь нагонит, – вздохнул полицейский, поправляя форменный шлем. – Питер, Йонас не говорил тебе, собирается ли он куда-то идти или ехать?
– Нет.
Он хотел сказать, что Йон мечтал удрать от тетки, но не стал. Питер верил в то, что Йонас бы не сбежал, не бросил его одного. Хотя… после того, что Питер ему наговорил, он мог. Наверное, мог.
– Еще вопрос: Йонаса никто не обижал? У него были враги? Может, что-то случилось, из-за чего…
– Случилось, – сказал кто-то чужой губами Питера. – Я обидел его. Мы поссорились. Это было в субботу, и с тех пор я его не видел.
Констебль кивнул, карандаш зашуршал по бумаге. Звук был противный: будто остро заточенный грифель цеплялся за бумажные волоконца, прорываясь через них. Питер отвел взгляд в сторону, уставился на начищенные ботинки полисмена.
– Его несколько раз били деревенские ребята, – мрачно произнесла Конни Беррингтон. – Но это были обычные мальчишеские драки. Мой племянник лишь наполовину англичанин, родился в Германии. Это создает определенные проблемы в общении.
– Да вы сами его постоянно травите за то, что он немец! – вырвалось у мальчишки. – Вы его отца ненавидели, сестру свою ненавидели, а когда их не стало, вы начали все выливать на Йона! Он из-за вас ушел!
Мамины ладони надавили на плечи: тихо, не надо, Питер, не лезь в это. Конни Беррингтон побледнела, поморщилась.
– Это ложь! – заявила она. – Мы с Йонасом отлично ладили. Да, я бывала строга с ним, но того, о чем говорит этот мальчик, не было!
Полисмен помрачнел, кивнул, что-то записал в блокнот и обратился уже к матери Питера:
– Миссис Палмер, Йонас у вас подрабатывал, верно?
– Да, констебль. Он прекрасно ухаживал за нашим садом.
– Хорошо. Он еще где-нибудь работал?
– Нет. Только у нас.
Питер вспомнил, как Йонас рассказывал ему, что собирается подрабатывать на каникулах в автомастерской у хромого Стива. Сердце замерло, потом помчалось галопом: он может быть там! Надо скорее ехать в Дувр, проверить! Мальчишка с трудом удерживался, чтобы не вывернуться из маминых рук, не домчаться до сарая, где стоит велосипед, и…
– Питер, ты что-то еще хотел сказать? – окликнул его полицейский.
– Что будет, когда Йонаса найдут?
Констебль Хоран задумчиво поскреб подбородок. Питер смотрел ему в глаза, требуя честного ответа.
– Ну… Проведем беседу, поставим на особый учет, если это был побег. И вернем домой к миссис Беррингтон.
– Мисс, – фыркнула Конни и тут же добавила просящим, тоскливым тоном: – Только найдите его живым, пожалуйста…
Питер плохо помнил, чем закончился этот разговор. Как только тетка Йона и полицейский ушли, он помчался к телефону и набрал номер Кевина. Трубку долго никто не брал, и он уже отчаялся, но вот раздался щелчок и где-то далеко старческий надтреснутый голос бабушки Кева откликнулся:
– Да-а?
– Миссис Блюм, здравствуйте, – громко и четко проговаривая слова, произнес Питер. – Это звонит Питер Палмер, школьный друг вашего внука. Дома ли Кевин?
Бабушка Кевина была глуховата и медленно соображала, потому Питер терпеливо ждал ответа. Время тянулось, и это ужасно злило мальчишку. Его лучший друг пропал, надо скорее что-то делать, а старая леди все молчала. Прошла минута, вторая.
– Простите, вы там? – спросил Питер в трубку.
Тишина. Словно бабуля Кева уснула. Питер стиснул трубку изо всех сил, зажмурился. Сердце колотилось так, будто это он бежал к телефону откуда-то издалека. «Кевин, пожалуйста, поскорее. Мне очень-очень надо поговорить с тобой. Кев, что-то страшное случилось… или вот-вот случится», – зажмурившись, думал Питер.
Где-то далеко-далеко в трубке что-то шуршало. Папа утверждал, что это помехи, а Йонас – что гремлины грызут провода. Конечно, Питер верил Йонасу. Всегда-всегда верил, не переставая. Кроме того единственного раза, когда…
Стало страшно настолько, что у мальчишки перехватило дыхание и вспотели ладони. А если Йон не пропал? А если тетка его тайком переправила на материк? В тот ужасный исправительный приют для сирот, про который упоминал Йонас… А сама сказала, что ее милый, любимый племянник исчез. Чтобы все ее жалели и не подозревали ни в чем.
А если все еще хуже? Если Йонаса больше нет? Совсем нет. Нигде.
Сердце глухо ударилось в ребра и замерло. Как будто оборвалось и полетело в бездонный колодец. Темный, холодный. И падает туда бесконечно долго.
– Кевин!!! – заорал Питер в трубку. – Кевин, ответь!!!
Что-то там, в пластмассовой телефонной вселенной, загремело, и Питер услышал взволнованный голос школьного приятеля:
– Питер? Я тут, я слушаю!
Слова стояли комом в горле, и как Питер ни старался, не мог ничего сказать. Только дышал, всхлипывая.
– Палмер, говори! – заволновался Кевин. – Знаешь, ты так орал, что я тебя услышал из коридора, когда подходил. Эй, Питер. Питер? Случилось что-то?
Записка, вспомнил Питер. Йонас оставил ему записку, которую он разорвал и выкинул в мусорное ведро, не читая. Йон что-то хотел ему сказать. А Питер все испоганил.
– Кев, – пробилось хриплое, сдавленное, – Йонас пропал.
– Когда? Питер, ты слышишь меня? Когда?!
Голос в трубке звенел как струна. Кевин очень испугался. Питер как наяву видел перед собой его лицо: бледное, с большими темными глазами за стеклами громоздких очков, приоткрытым тонкогубым ртом, носом с легкой горбинкой и оттопыренными ушами, нелепо торчащими из-под шапки густых кудрей.
– Питер, ответь, – умолял голос. – Хоть что-то скажи!
– Он исчез в воскресенье. Кевин, он тебе не говорил, куда собирается?
Повисла пауза. Кевин в трубке напряженно сопел. Видимо, вспоминал, о чем говорил с Йоном в субботу.
– Он ничего не сказал. Или… говорил, да! Что нам надо собраться втроем, и он должен рассказать нам что-то важное. Питер? Эй!
– Я слышу. Кев, спасибо. И прости меня, пожалуйста. Я дурак.
– Перестань. Йонас найдется. Полиция приходила, да?
– Угу. С теткой его.
– Значит, уже ищут.
Питер промолчал. Кевин что-то говорил, успокаивал его, но мальчишка не слушал. Смотрел в пол перед собой и изредка угукал. Йонас что-то хотел рассказать. Что-то важное. И наверняка писал об этом в той самой записке. Это было очень важно. Важнее всего, что происходило с Питером за всю жизнь. А он…
Трубка запищала короткими гудками. Питер опустил ее на рычаги телефона, пошел быстрым шагом в спальню, где мама и Агата застилали кровати. Выглянул из-за угла, проводил взглядом белоснежное крыло свежевыглаженной простыни, взметнувшееся над постелью. Услышал, как Агата говорит о каком-то рецепте запеканки, подслушанной ею по радио. Глубоко вдохнул и на цыпочках пошел в свою комнату. Там он выдвинул ящик письменного стола, выхватил лист бумаги. Быстро написал: «Я поехал в Дувр. Без спроса, потому что вы бы меня не отпустили одного. Я должен искать Йонаса. Простите. Я вернусь. Питер», – оставил записку на столе и все так же крадучись пробежал коридорами к выходу из дома. Промчался через сад, задевая шапки белых и розовых гортензий, вывел из сарая велосипед
