Велосипед громыхнул крылом на очередной яме, Питер чертыхнулся, споткнувшись. Мелкая морось, досаждающая последние полчаса, усилилась, намокшая футболка противно льнула к телу. Сандалии облепила грязь, и Питер шел не выбирая пути. Лужа так лужа, главное, остерегаться самых глубоких, которые уже давно изучены сотнями мальчишек и горе-водителей: многие недооценивали препятствия на дороге к автомастерской, и их машины глохли в середине залитых дождевой водой ям. Автовладельцы требовали у Стива засыпать лужи хотя бы гравием, но тот всякий раз отвечал одно и то же: «Денег на это дадите?»
«Можно посоветовать Стиву запустить вон в ту лужищу пираний», – устало думал Питер, косясь на огромную лужу, которая раскидывала свои объятья от края до края дороги и никогда не высыхала. Мальчишки даже имя ей дали: Королева Лужевета. В ее центре вода доходила до середины бедра Питеру, а кто-то говорил, что есть место и поглубже.
Питер обогнул Королеву Лужевету по краю, поскальзываясь на раскисшей глинистой почве и слушая, как влажно чавкают размокшие сандалии. «Вот бы сесть и хотя бы носки выжать», – подумал он с тоской. Поежился от стекающих вдоль позвоночника капель и решительно зашагал дальше.
Вскоре позади остались горы ржавого хлама, и мальчишка вышел к мастерской – длинной, похожей на ангар для военной техники постройке, в правой части которой располагались автомойка и сама мастерская, а слева жил Стив. Питер пересек площадку с бензоколонкой, был облаян из будки большой косматой собакой. Она лениво побрехала на незваного гостя, но из убежища под дождь не вылезла. Видимо, решила, что мальчишке и так хватит, а ей самой мокнуть ни к чему.
У ангара стоял крытый брезентом пузатый приземистый грузовичок, в открытых воротах мастерской виднелся чей-то сияющий хромом седан. Питер деликатно покашлял и окликнул:
– Мистер Стив!
Внутри ангара что-то громыхнуло, покатилось, послышалась возня. Питер прислонил велосипед к стене и заглянул через порог.
– Мистер Стив? – осторожно повторил он.
– Что надо? – отозвался знакомый бас откуда-то из-под земли.
Мальчишка подошел к седану, присел на корточки и заглянул под него. Хозяин мастерской с фонариком возился под машиной в ремонтной яме.
– Здравствуйте, я… – начал было Питер, но Стив тут же перебил его:
– Вали. Занят.
Питер набрал полную грудь воздуха, как будто перед прыжком в воду, и выдохнул:
– Нет. Я должен с вами поговорить.
– Занят, – раздраженно рыкнул он. – Завтра в три.
– Это срочно.
– Вали!
На языке хромого Стива это значило: «Чертов маленький ублюдок, если ты прямо сейчас не уберешь отсюда свою задницу, я погоню тебя пинками до самого порта и еще добавлю какой-нибудь железкой для скорости». Обычно слово с делом у Стива не расходилось. Питер это прекрасно знал, но отступать не собирался. Он сел прямо на грязный пол рядом с ремонтной ямой, вытянул заляпанные рыжей глиной ноги и упрямо сказал:
– Я подожду тут.
– Ты глухой? – прорычал Стив из-под машины. – Вали вон!
По пояснице мальчишки стукнула гайка. Отлетела и покатилась по полу. Питер проводил ее усталым взглядом, вздохнул и подумал, что следующий брошенный в него предмет точно будет покрупнее.
– Мистер Стив, – заговорил Питер спокойным тоном. – Пропал мой друг. Вы можете кидать в меня чем угодно, но выслушайте. Я уверен на все сто, что вы знаете его. И возможно, поможете мне. Его зовут Йонас. Йонас Гертнер. Никто, кроме меня, не знает, что он работает у вас. И я никому об этом не говорил. Он мой единственный друг, мистер Стив. Я очень беспокоюсь, что с ним что-то произошло. Я ехал сюда полтора часа из деревни, чтобы попросить вашей помощи.
– Вали. Я его не знаю.
Питер закрыл лицо руками. Усталость и изматывающий страх за друга навалились разом. Хотелось лечь на пол и неподвижно лежать так – среди масляных пятен, оброненных гаек, воняющих бензином тряпок и обычного мусора, что вечно тащится на ботинках с улицы.
– Вы его знаете. Он выше меня на голову, худой и светловолосый. Почти рыжий. Остроносый такой, с веснушками, – монотонно продолжил Питер. – Ему тринадцать, и он немец. Он единственный немец, которого вы не прогнали взашей два года назад. Носит красную бейсболку и любит футболки с логотипами клубов. Они у него всегда ношеные, и Йон говорит, что это его свойство: вещи на нем сразу стареют. Он помогает вам на мойке, а вы учите его водить машину. Вы не можете его не знать. А я не могу уйти, понимая, что не добился вашей помощи.
Из ямы донеслось бормотание, в котором Питер разобрал только «по ушам» и «догоню». Мальчишка вздохнул едва слышно, подтянул к себе ноги и расстегнул сандалии.
– Я действительно не боюсь вас, мистер, – сказал он, стягивая с себя мокрые грязные носки и хмуро разглядывая покрасневшие от холода ступни. – Вы меня можете даже убить и закопать в вашем легендарном подвале. Мне гораздо страшнее от мыслей о том, что я могу больше никогда-никогда не увидеть Йонаса. Если я поверю в то, что вы говорите мне правду, сдамся и уйду. Йону некуда идти. Он дружит только со мной и с вами. И с Кевином, но к нему бы он точно не пошел, потому что у него брат, собаки и старая чокнутая бабуля. Или он ушел в никуда. А я не хочу в это верить.
– Нет у меня никакого подвала, – отчетливо проговорил Стив и умолк надолго, гремя чем-то под железным брюхом машины.
Питер сидел, обняв колени руками, рассматривал висящие на стене напротив инструменты, назначения большей части которых он не знал, и думал о Йонасе. О письме, которое не было прочитано. И о том, что Йонас, которого он, Питер, обидел, первым протянул ему руку. Записку он написал в тот же вечер, как они поссорились. А Питер просто свинья после этого.
– Знаете, мистер Стив… У вас же наверняка есть друг. Или был. – Голос ломался, в горле стоял ком, который так хотелось выкашлять, да страшно было расплакаться. – Вот представьте себе, как это – потерять того, кого невозможно никем заменить. Кто тебе почти как родители и куда ближе, чем брат с сестрой. С кем можно говорить обо всем, кто любит то же, что и ты, чьи мечты ты знаешь – и мечтаешь почти о том же. Мы поссорились. Я обидел его, и… и прошла неделя. Неделя! А я
