Кевин задумчиво почесал макушку.
– Судя по ее нелюбви к немцам, она не животное, – сострил он.
– Это все? – холодно спросил Йонас.
– Ну… Она пытается общаться, она играет, как человек. Животное вряд ли бы додумалось катать куклу на лошадке. Разве что высшие приматы…
– Хорошо, что поставил ее хотя бы близко к высшим приматам, ученая башка. Русалки разумны. Скажи, Пит?
– Они нифига не животные, – подтвердил Питер.
И тут к пруду подошла миссис Донован.
– Питер, привет! – помахала она рукой. – Позанимаешься с нами? Я разработала для вас новый танец.
– Здравствуйте, миссис Донован! – хором прокричали Питер и Кевин.
– Твою мать, – процедил сквозь зубы Йонас и поднялся со своего места. – Все, перерыв закончен. Я пошел чистить цветочные горшки. Не хочу видеть этот цирк. Кев, вот тебе вопрос для размышлений: справедливо ли то, что люди в упор не хотят видеть разумности оттудышей и используют их как экзотическое зверье?
Пока Кевин соображал, что ответить, Йонас подхватил старенькие кеды, отсалютовал друзьям и ушел в оранжерею. Питер с кряхтением влез на мостки, расправил на животе футболку, с грустью обнаружив на ней свежее шоколадное пятно.
– Ну вот, – разочарованно протянул он. – А было так вкусно… Кевин, ты останешься, пока мы позанимаемся, или поедешь домой?
– Если можно, я побуду зрителем. А там, может, с немцем вместе пойдем.
– Его теперь тетка забирает от нас, – вздохнул Питер. – У-у-у, космическая крыса! Велосипед ему не дает.
Мальчишки подошли к скамейке у воды, где тренерша уже устанавливала граммофон. Питер покосился на пластинку: нет, это уже не Штраус. Рахманинов, «Ромео и Джульетта».
– Попробуем разучить кое-что посложнее, – пояснила Вайнона Донован. – Питер, садись на диету. До выступления осталось совсем немного, а ты опять поправился.
Мальчишка вздохнул, неуверенно переступил с ноги на ногу. Когда посторонние взрослые так прямо говорили о его лишнем весе, Питеру становилось тоскливо. Он сразу начинал чувствовать и натяжение майки на животе, и потливость, и движения становились неуклюжими. Кевин покосился на приятеля, ободряюще подмигнул и уселся на скамейку.
– Офелия, иди-ка сюда! – позвала тренерша, постукивая по ограждению прутом-шокером; как Питер ни убеждал ее в том, что русалка не агрессивна, женщина продолжала всякий раз брать шокер с собой.
– Миссис Донован, а может, не поедем на выставку? – спросил Питер. – Это так тяжело…
– Ну, милый мой! А ты думал, победы даются просто? Любое достижение требует усилий. Завели русалку – выставляйте, гордитесь, показывайте, какая она у вас красавица.
Офелия подплыла, уныло опустив уши. Остановилась в паре шагов от бортика и оскалила зубы.
– Чего это она? – удивился Кевин.
– Протестует, – пояснила тренерша. – Не хотите сегодня работать, да, Питер?
– А я думал, она любит танцевать, – протянул Кевин. – Я думал, ей нравится. Они так здорово выступали в Бирмингеме…
– А через неделю нас ждет Лондон, – натянуто улыбнулась миссис Донован. – И давайте уже заниматься, время идет. Питер, мне от вас еще ехать осматривать новорожденных пикси.
Питер смотрел на Офелию. «Давай лучше в мяч поиграем, – словно говорило ее печальное лицо. – Я не хочу два часа крутиться, погружаться и всплывать по команде ради крошечных кусочков рыбы. И ты не хочешь. Питер, ну скажи ей!»
– Миссис Донован, мы вчера три часа занимались. И позавчера. Офелии это не приносит радости, хоть я и рядом. Она танцует ради меня, вы не видите? И выставки все эти ваши ей не нужны! Это доставляет ей только мучения. Я не хочу, чтобы из моей подруги делали шоу! – решительно заявил Питер.
Тренерша обиделась. Поджала губы, прошлась туда-сюда по дорожке, гордо вскинув голову. Русалочка следила за ней, погрузившись в воду по подбородок. Питер и Кевин ждали.
– Питер, если ты устал и не хочешь помогать своей подруге – можешь быть свободен, – лишенным эмоций голосом отчеканила она и достала из поясной сумки серебристую цепочку. – Офелия, ко мне. Сегодня занимаемся вдвоем. Иди сюда, милочка. Ближе. Еще ближе. Молодец.
Тихо щелкнул карабин цепочки, застегнутой вокруг шеи русалочки. Питеру стало невыносимо горько. Как же так? Взять и уйти, как малыш, который раскапризничался, и взрослые просто оставили его в покое? Оставить Офелию заучивать танцевальные па, бросить ее? Позволить дергать за цепь, глушить ультразвуком? Мальчишка сжал кулаки, оглянулся на Кевина. Тот стоял у скамьи с растерянными видом, хмурил тонкие брови. Видимо, понял, что все происходящее ни Питеру, ни Офелии не по душе.
Присутствие друга внезапно придало Питеру уверенности, и он твердо произнес:
– Миссис Донован, занятия сегодня не будет. Отпустите Офелию. Иначе я скажу маме, что вы ее били просто так.
– А я подтвержу, – по-взрослому спокойно сказал Кевин. – Думаю, Йонас тоже: окна оранжереи как раз выходят на пруд.
Миссис Донован повернулась к ребятам. Ярко накрашенные губы сложились в прямую линию, в углах рта залегли некрасивые морщины. Тренерша сложила руки на груди и вздохнула:
– Лгать недостойно, ребята. А то, что вы собираетесь сделать, называется «клевета». За это вас родители накажут.
Питер улыбнулся широко и по-доброму, но от этой улыбки болели щеки.
– Это называется «человечность», миссис Донован. Мы с друзьями как раз о ней говорили сегодня. И нас столько раз наказывали, что еще раз уже не страшно. Расстегните цепочку, освободите Офелию.
– Позови отца, Питер, – прозвучало как приказ.
Он сунул руки в карманы, выпятил живот и заявил:
– Папа и Ларри уехали по делам до вечера. Потому сейчас я мужчина в своей семье. И я не разрешаю вам принуждать Офелию делать то, что она не должна.
Русалочка рванулась, натянула цепь, попыталась нырнуть. Вайнона Донован побледнела, нервно дернула цепочку к себе, заставив Офелию приблизиться. Присела на корточки, расстегнула карабин.
– Я буду говорить с твоим отцом, Питер. И или он ищет своей медузе нового тренера, или воспитывает как следует своего сына! – зло произнесла она.
Зацокали каблуки по мощенной камнем дорожке. Питер и Кевин переглянулись, кивнули друг другу. Питер ощутил себя взрослым и сильным – и одновременно выжатым, как лимон в чае. Он посмотрел вслед удаляющейся тренерше и прошептал:
– Кев, мы смогли! Мы отстояли Офелию!
– Ты представляешь, что теперь с тобой отец сделает? – мрачно спросил Кевин, вставая рядом с ним плечом к плечу.
– Я не трус. Пусть делает, что хочет. Я не дам больше издеваться над русалкой. Она такой же друг мне, как ты и Йонас.
Питер вытащил из конверта оставленную пластинку Рахманинова, повертел ее в пальцах и швырнул со всей силы под ноги. Пластинка с печальным звоном разлетелась на куски. Офелия, привлеченная новым звуком, тут же вынырнула у самого бортика.
– Какая жалость! – патетично воскликнул Питер. – Кевин, ну ты гляди, какой я неуклюжий! Уронил и разбил музыку! Я ж нечаянно.
– Граммофон только не роняй, – тихонько рассмеялся Кевин. – Ох, Палмер! Ты ж после общения с отцом неделю сидеть не сможешь!
– Я буду бегать, – весело сказал Питер. – Мне полезно.
Он пошарил в кустах, вытащил большой полосатый
