– Охренеть! – ахнул Питер. – Это кто тебя так угостил?
– Это Йонас учил меня драться! – Даже не видя Кевина, можно было догадаться по голосу, что того прямо распирает от гордости. – Хорошо, я без очков был! Отец записал меня в спортзал, когда я с синяком домой пришел. Будем с немцем вместе ходить. Только в разные секции.
– Йона стали отпускать из дома? – не поверил услышанному Питер.
– Ну… – Кевин замялся, трубка выдала короткий смешок. – Кажется, мне удалось очаровать его тетку. И уговорил ее отпускать Йона со мной.
– Что ты ей такого сказал-то?
– Что я щуплый мелкий очкарик-еврей, которого обижают все кому не лень. И которому очень хочется научиться постоять за себя. И что я боюсь один ходить в спортзал. И готов платить ее племяннику за проезд на автобусе, лишь бы он провожал меня на тренировку и обратно, – оттарабанил Кевин и захихикал.
– Ну вы даете! – восхищенно выдохнул Питер и добавил: – Черт, ребята, я страшно по вам скучаю. Как там Офелия? Йонас не говорил о ней?
– Не, он вообще неразговорчив эти дни. Зато курит много. Зачем он вообще это начал?
– Это уже его дело. Ты уж спроси у него про Офелию, будь другом.
– Вечером спрошу. Хочешь, мы тебе позвоним? Какой у твоей родни номер?
Питер позвал тетю Терезу, та продиктовала номер телефона, Кевин все записал, обещал позвонить завтра в шесть вечера, и мальчишки распрощались.
– Скучаешь по своим? – спросила Тереза из кухни, откуда щедро разливался запах запекаемой в духовке курицы.
– Да. Особенно по Йонасу и Офелии. Им не позвонишь же…
– А ты позвони домой, спроси у своих, как там твоя русалочка.
Питер не ответил. Общаться с домашними ему совсем не хотелось. «Они меня выгнали, – думал он, сжимая кулаки. – И вряд ли я должен по ним скучать. Разве что по Ларри и Агате, но они за меня даже не заступились. Трусы».
Если бы Питера не привезли в Бристоль против его воли, он бы смело сказал, что гостить у Литтлов ему нравится. Тетя невероятно вкусно готовила, с дядей можно было по вечерам играть в шахматы и обсуждать футбол. Телевизора у Литтлов не было, но Питера это не тяготило. Он слушал радио, гулял (особенно приятным было то, что Тереза запросто разрешала ему прогуливаться одному), читал книги про индейцев, поклонником которых неожиданно оказался дядя Фред. А еще он много рисовал. Изображал девочку, похожую на Офелию. Получалось все, кроме пышного платья с множеством оборок и лент, потому Питер рисовал ее в чем-то более простом. Терезу его рисунки очень заинтересовали. Она подолгу рассматривала их, спрашивала, кто изображен, а однажды за ужином сказала:
– Зайчик, ты очень талантлив. Из тебя вырастет прекрасный художник. Не бросай рисовать, пожалуйста.
Питер так обрадовался, что простил тете даже ненавистного «зайчика». Сдержанная похвала Терезы была ему невероятно приятна. Дома до его рисунков особо никому не было дела. Разве что Агата иногда просила нарисовать «что-нибудь миленькое», и он рисовал ей картинки с играющими бишонами. Еще его рисованные истории любили одноклассники, но мнение близких для мальчишки было гораздо важнее. На радостях он нарисовал портрет тетушкиного кота – и вызвал искренний бурный восторг.
С дядей Фредом мальчишка тоже быстро нашел общий язык. Заметив, что тот с интересом листает книгу про оттудышей, Питер спросил, чтобы завязать разговор:
– Мистер Литтл, а в Бристоле есть те, кто содержит русалок, пикси или кентавров?
– Есть фермы, на которых живут кентавры, – они на другом краю города, по соседству с ипподромом. Про русалок не слышал, пикси встречаются, особенно в дорогих магазинах. Их там в витринах выставляют, как некоторые – попугаев в клетках. – Он пристально посмотрел на Питера и спросил: – Как ты думаешь, хорошо ли им?
– Я уже большой, мистер Литтл. А вопрос вы задали как малышу. Нет, я против оттудышей в неволе. Кроме страданий они ничего не испытывают. Это не их мир, им здесь плохо.
– Здесь они приравнены к военнопленным, Пит. Грустно и смешно. Военнопленные пикси с ладонь ростом.
– Я знаю одного пикси, который живет не в клетке, – осторожно произнес Питер. – Он очень привязан к своему человеку, но им приходится скрывать это ото всех.
– Скорее всего, пикси беглый, верно?
– Верно. И обратно не хочет. В клетку.
Фред положил книгу Питера обратно на подоконник, посмотрел на солнце, золотом разливающее закат по крышам домов ниже по улице, и сказал:
– Знаешь, Пит, я вообще не верю в то, что на материке война. Есть такое мнение, которое, возможно, не соответствует действительности, что нет там никакой войны. Те, кто попадает служить в окрестности «пятна междумирья», или пропадают, или возвращаются совсем другими. И хранят все то, что видели, в тайне.
– Ну на то она и военная тайна! – развел руками Питер. – Это даже дети знают.
– Верно. Но я не видел ни одних похорон солдата, погибшего на материке. И, похоже, никто не видел.
Мальчишка нахмурился. А ведь Йонас что-то подобное пытался ему сказать, но очень осторожно… Но друг Ларри же погиб из-за войны! Или ему просто так сказали?
– Мистер Литтл, – задумчиво начал Питер, – Уилл Мерфи, друг нашего Ларри, повесился, когда вернулся с фронта. Нам сказали, что он сошел с ума от того, через что ему пришлось пройти. И что те, кто возвращаются, часто становятся сумасшедшими. Что их сводят с ума песни сирен. И вообще магия, которой живет тот мир.
– И ты в это веришь? – подслеповато глядя поверх очков с толстыми стеклами, поинтересовался Фред Литтл.
– Не знаю, – честно ответил он.
Вопрос дяди Фреда плотно засел у Питера в голове. Не давал покоя, требовал версий, пояснений, доказательств. А у мальчишки были только домыслы. И нежелание верить, что все кругом врут. «Так же не может быть! – в отчаянии думал он. – Раз газеты пишут, радио говорит и по телевизору даже хроники показывают, война есть. Не будет же нам государство врать…»
На следующий день, прямо перед отъездом на Клифтонский мост, позвонили ребята.
– Привет! – хором провопили они, когда Питер взял у тети трубку. – Мы звоним тебе из телефонной будки на заправке! Как ты там?
– Я в порядке, сейчас поеду мост смотреть. Кев, Йон, какие новости?
– Синяк еще не прошел! – радостно крикнул Кевин, потом в трубке зашуршало, и заговорил Йонас: – Здорово, Пит К Бристолю Прибит! Так как тебя нет, мы в спорт решили удариться. Кев колошматит перчатками какую-то подушку, а я плаваю.
– А Офелия? Как она?
Трубка выдала сдержанный вздох.
– Она готовится к выставке. – По тону Йонаса было понятно, что ничего хорошего с Офелией не происходит. – Меня боится, как кипятка, с сестрой твоей иногда играет, но как-то без особого удовольствия. Лошадку катает по островку. У
