– Передай ей, что я скоро вернусь, – попросил Питер и спросил: – Погоди, а зачем тебе бассейн? От нечего делать?
– Ах-ха, я все делаю именно от безделья и скуки! – усмехнулся Йонас, а Кевин где-то рядом с ним со смехом прокричал: – Палмер, этот придурок сказал, что хочет переплыть Ла-Манш!
– Не Ла-Манш, а Па-де-Кале! – перебил его Йон.
– Ч-чего?! – обалдело спросил Питер.
В трубке зашипело, защелкало, и связь прервалась, оставив мальчишку наедине с уймой незаданных вопросов.
А после был старый подвесной мост над рекой, бегущей в ущелье далеко внизу, и закат, окрашивающий благородным золотом город в долине, и ветер, холодный и свежий, ерошащий отросшие за месяц волосы. И восторг, который так хотелось разделить с кем-то очень близким, и удивительное чувство, будто ты не стоишь на площадке моста, а поднимаешься ввысь, как герои Жюля Верна на воздушном шаре, и мир под тобой волшебный. Будто не закат его золотит, а он сам переливается миллионами оттенков питающей его магии. А ветер знакомо пах морем и отчего-то свежей сдобой с корицей.
Питер закрыл глаза – и тут же рядом с ним встали Йонас, Кевин и Офелия. И они вместе смотрели на далекий город, лежащий в ладонях долины, и, перегнувшись через перила, махали руками Эйвону, а под мостом звонко пищащей стайкой вились задорные пикси. Йон говорил что-то о рыбе, которая может тут водиться, Кевин – о том, что тут можно возвести плотину и построить электростанцию на энергии воды. А Офелия просто слушала и забавно шевелила ушками…
– Ты просто сияешь, зайчик, – с улыбкой сказала тетя Тереза по дороге обратно. – И мне радостно. Впечатления – это то, что тебе необходимо.
– Как гостю? – отвлеченно спросил Питер, разглядывая лес из окна машины.
– Не только. Как художнику – прежде всего.
Питер поерзал на скрипучем сиденье и погрузился в размышления о том, видел ли Джон Симмонс тех, кого рисовал. Уж очень реалистичными были некоторые его работы.
«Даже странно. Может, между нашим миром и миром оттудышей уже давно существовали какие-то дыры? Не может же так быть, чтобы много-много людей разных народностей взяли и одновременно выдумали почти одно и то же. И художники, которые иллюстрировали старинные книги… Они тоже рисовали пикси синими, сирен – черноволосыми и со змеиным туловищем, а сиринов – в ярких крупных перьях. Значит, все же видели люди оттудышей. И жили мы с ними рядом изначально. А потом как будто дырки между мирами затянулись, и у нас исчезло волшебство. А может, в мире Офелии и люди есть, только мало? Спросить бы ее, но вот как?»
В субботу утром Питера разбудил бодрый дядя Фред в модном твидовом пиджаке и дурацкой шляпе.
– Подъем, племянник! Собирайся, завтракай – и едем! – пропел он приятным баритоном.
Питер спросонья подскочил в кровати, испугав спящего в ногах старичка Пуффа.
– Куда? – хрипло спросил мальчишка, щурясь от солнца, пробивающегося между штор.
– Как это «куда»? – Дядя Фред положил перед Питером шорты и новую футболку с эмблемой «малиновок» – парой единорогов. – Сегодня выходит срок твоего заключения у нас в гостях!
– Я поеду домой?
– Поедешь, поедешь! Иди умывайся – и за стол. И поспеши.
Мальчишка наскоро собрался, уложил свои вещи в сумку, не забыв про футболку для Йона (надо же было с толком потратить свои карманные деньги!), с удовольствием съел омлет с кусочками тунца, выпил чашку чая, и спустя десять минут старенький «дженсен» Фреда Литтла повез его прочь из Бристоля. Питер помахал в окошко тете Терезе, кивнул железнодорожному музею, как старому знакомому, и подумал, что, пожалуй, ему будет не хватать дней, проведенных в гостях у четы Литтл.
Всю дорогу он дремал или слушал музыку, журчащую из радиоприемника сквозь треск помех. И окончательно проснулся только тогда, когда увидел, что машина едет через центр Лондона.
– Мистер Литтл, кажется, мы не туда свернули, – растерянно произнес Питер. – Нам же надо было в объезд, а не через центр… Или там ремонт дороги где-то?
– Мы правильно едем, Пит, – улыбнулся дядя Фред в зеркальце заднего вида. – Просыпайся. Что-то ты сегодня туговато соображаешь.
Питер задумался на секунду… и не поверил своей догадке.
– Мистер Литтл, это мы на выставку, да?
– Ну наконец-то догадался! Ты думал оставить свою подругу без поддержки? Нет уж, я доставлю тебя прямо к ней!
От радости Питер заорал так, что радио испугалось и перестало шипеть:
– Спасибо, мистер Литтл! Вы настоящий друг! Спасибо!
Фред Литтл рассмеялся и повел «дженсен» к повороту на стадион Хайбери. Питер от нетерпения подпрыгивал на месте в такт колотящемуся сердцу. Он увидит Офелию! Он поддержит ее! Да, он не смог помешать папиным планам, но его русалочка будет не одна!
«Я еду к тебе, – думал он, провожая взглядом улицы большого города со старинными зданиями и пузатыми красными дабл-дэками. – Я совсем рядом, Офелия. Скоро мы помашем друг другу, и я увижу, как ты улыбаешься. Я очень соскучился. И ты, верно, тоже».
Мальчишка с трудом дождался, когда авто мистера Литтла припаркуется на стоянке у стадиона. Питер выскочил, хлопнул дверью, извинился и только что не заплясал на месте, ожидая дядю Фреда. У касс стадиона скопилась огромная очередь, и Питер решительно рванул ко входу – прямо к суровому охраннику:
– Мистер, здравствуйте. Я Питер Палмер, моя русалка участвует сегодня в выставке. Я могу пройти к рингу?
– Конечно, дружок. Но только с билетом, – равнодушно откликнулся охранник.
– Но мы же участвуем…
– Малыш, если твое имя есть в списке, то тебе во‐он туда. – Охранник указал куда-то в сторону, на стоящие плотным строем припаркованные грузовики.
Питер вздохнул, понурился и пошел обратно к кассам искать дядю Фреда. «Как же, внесли они меня в список, – горько думал он. – Черта с два. Но мы все равно пройдем!»
Покупка билета заняла сорок минут. Питер переминался с ноги на ногу, стоя рядом с дядей, постоянно оглядывался: не мелькнет ли где отец или мама? Нет, видимо, они давно уже приехали и уже были в ринге. Питер так волновался, что его аж познабливало. Как только мистер Литтл предъявил билеты на входе, Питер выпалил:
– Дядя Фред, простите, я побегу вперед. Я должен скорее увидеть Офелию! – И прежде чем ему ответили, мальчишка рванулся вперед через толпу.
В зону рингов зрителей не пропускали, а у ограждений народ стоял таким плотным заслоном, что Питер даже не мог рассмотреть, что там происходит. Он метался по стадиону, совался то в один проход, то в другой, протискивался между недовольными людьми, работая локтями и беспрестанно извиняясь. Распорядители рингов что-то объявляли, но шум в зоне для зрителей стоял такой, что ничего было не разобрать. Питер попытался
