А ещё мои фокусы на той станции…
Хотя перед самым изменением планов с «Ушастика» сообщили, что к эскадре подошли два корабля, приписанные к Дальней Имперской разведке, что вселяло определённые надежды. С этими ребятами я встречался, пересекался и даже воевал плечом к плечу, может, и получится как-то выкрутиться.
Хотя – если честно! – так всё это надоело, что, глубоко вдохнув-выдохнув, я просто улыбнулся, чем вызвал настороженные взгляды нескольких офицеров.
Но время неумолимо приближалось к той черте – как и приближалась эскадра, – у которой, видимо, у меня начнётся новая жизнь…
На подходе нас встретили три кентарийских эсминца, с одного из которых была высажена досмотровая партия. После выполнения всех формальностей и получения подтверждения, что мы те, за кого себя выдаём, четыре торпедоносца с имперского авианосца сопроводили наш крейсер в самый конец ордера.
Меня же в сопровождении незнакомых штурмовиков посадили в катер и под охраной ещё четырёх только уже истребителей быстренько отвезли к огромному имперскому линкору.
Чувство опустошённости и обречённости всё больше и больше заполняло мою душу, и когда катер вошёл в огромный ангар, и за нами закрылась большущая бронированная створка, командир конвоя, лейтенант кентарийских штурмовых войск, видимо, заметив моё состояние, поднял щиток боевого скафандра и тихо сказал:
– Брат, не бойся. Если что, мы за тебя всех имперцев порвём. Ты – уже легенда среди штурмовиков. Все знают, как вы на Каоме четыре линкора сделали, и как ты на себе раненого сержанта вынес.
– Спасибо, брат, – ответил я и подумал: «Такое признание дорогого стоит…»
– Удачи, брат, – как эхо проговорили бойцы сопровождения, подтверждая сказанное лейтенантом.
Когда мы спустились по небольшому трапу в ярко освещённый ангар, то там нас встречало больше двух десятков имперских мобильных пехотинцев в полной боевой выкладке. Мой сопровождающий быстро о чём-то переговорил с имперцем, возглавляющим всё это вооружённое воинство, и отступил в сторону. Меня быстренько обсмотрели специальным сканером и заставили сдать два боевых клинка, а когда повели к выходу из ангара, сзади раздался громкий крик:
– Лэр майор!
Я резко повернулся и увидел впечатляющую картину: пятеро штурмовиков во главе с молодым лейтенантом стояли по стойке смирно и отдавали мне честь. Остановившись и повернувшись к ним лицом, я привычным жестом – не принятым у кентарийцев, но таким типичным для русского офицера – вскинул ладонь к виску.
Это был момент истины, настоящее признание воинов, и обвешанные оружием имперцы, которые меня сопровождали, тоже подтянулись и чуть расступились – ни капли враждебности или презрения, только молчаливое уважение солдата к солдату…
Потом было длинное путешествие по многочисленным коридорам, лифтам и переходам огромного, как город, линкора. Нас часто останавливали, проверяли и вели дальше. По мере приближения к центральному мостику несколько раз менялась охрана, чины сопровождающих молчаливых офицеров всё возрастали, а меры безопасности – явно усиливались. Намётанный взгляд штурмовика уже фиксировал и многочисленные ловушки, и резкие повороты коридоров, чтоб их нельзя было полностью простреливать, и замаскированные огневые точки, и ниши для стрелков – всё было направлено на противодействие возможному захвату судна.
Учитывая, что корабль, по которому я сейчас расхаживал, участвовал в космическом сражении, праздно шатающихся личностей я не наблюдал, а все, кто не относился к контр-абордажным подразделениям, были одеты в лёгкие скафандры на случай взрывной разгерметизации. Обычная деловая обстановка, никакой нервозности или возбуждения, одним словом: профессионалы занимаются привычной, можно сказать, рутинной работой, ну а угроза схлопотать тяжёлую противокорабельную торпеду с термоядерной боевой частью воспринимается как неизбежное, но абсолютно не обязательное зло.
Как ни странно, но у нас, на кентарийских кораблях – где сейчас в основном всем заправлял молодняк – всё было немного по-другому: проигрываемая война, мощный патриотический настрой, понимание, что на нас, на молодых воинах лежит фактически судьба государства – всё это заставляло рваться в бой, с трудом сдерживая дрожь от желания вцепиться в горло врагу…
Мои философские размышления были прерваны прибытием в большой коридор, заканчивающийся реально толстенной бронированной дверью и четырьмя имперскими мобильными пехотинцами в качестве охраны. Тут же на откидном диванчике примостились два типа в форме Дальней Имперской разведки, но вот, по-моему мнению, они к этой организации не имели никакого отношения. Чистые волкодавы и взгляды на меня бросают уж слишком многозначительные.
И это тоже не радовало…
Опять уже привычный шмон, сопровождающие остались снаружи, а меня очередной офицер со знаками штабника проводил в кабинет с огромными прозрачными стёклами.
Осмотревшись, я понял, что это нечто вроде штабной комнаты для командующего эскадрой, отделённой специальной прозрачной оградой от большущего командного центра линкора. Здесь всё буквально дышало властью, скрытой роскошью и каким-то показным величием, свойственным для элитных кораблей Империи. Отсюда прекрасно была видна голографическая схема сражения, и я не сомневался, что здесь всё имеет абсолютную звукоизоляцию, и никто из общего зала не может ни услышать, ни увидеть ничего лишнего. И уж точно был уверен, что эти стёкла умели менять степень своей прозрачности, огораживая гостей от ненужного внимания.
Проводивший меня офицер остался на входе и, когда закрылась дверь, оставив меня в полумраке командной комнаты, то только через несколько мгновений после яркого света в коридорах линкора я смог разглядеть три фигуры, явно ожидавшие моего прихода.
Первый – на кого сразу обратил внимание – был генерал-лейтенант военной разведки Лаэрт дер Тераном, тот дядька, от которого в нынешней ситуации я обязательно ждал какой-нибудь подлянки или обязательной зачистки, особенно после всего того, что видел на Каоме. Но он смотрел на меня с плохо скрытым бессилием и чувством вины в глазах, и вот тут мне стало по-настоящему… Нет, не страшно, а интересно. Что ж такого должно было произойти, раз такой непростой, крученый и просто влиятельный человек, как дер Тераном, чувствовал себя бессильным?
Ну ладно, смотрим дальше…
Второй человек…
Ну тут всё понятно – судя по форме, полный имперский генерал со множеством наградных висюлек на груди, а гордая посадка головы, говорящая о длиннющем списке аристократических предков, упёртая складка губ и короткая седоватая причёска только подтверждали моё мнение. Передо мной был настоящий вояка, профессионал со спокойным оценивающим взглядом. Да и форма на нём сидела как вторая кожа, что явно подтверждало мою версию – вояка до мозга костей. Я как-то по привычке, увидев старшего по званию, отдал воинскую честь, и он тут же ответил. Это же целая наука – отдание воинского приветствия. Можно просто махнуть рукой, типа: «на и отстань», а можно со всей тщательностью и уважением, чётко, как по уставу, двигать рукой, и если человек реально долго служил – и не в штабе, а в казарме
