– Слушать меня! Всем укрыться. Укрывшись – зарядить ружья, приготовиться к стрельбе. Вставать и стрелять – только по моей команде. Ложись!
Все воинство, за исключением командира, залегло. Сам Павел Иванович, слегка укрывшись за бруствером, принялся наблюдать.
Атакующие начали стрельбу по Уставу, с четырехсот шагов. Все правильно. В чистом поле, по ровной дороге, строй на строй – можно и попасть. Но если идти через ямы, натыкаться на колья, запинаться за убитых и раненых лошадей, строй смешается.
Залп польской пехоты пропал зазря. Если кого-то из ополченцев и зацепило, так по его же дурости – не надо высовываться! Но цепи продвигались вперед.
Сблизившись на сто шагов к палисадам и перезарядив ружья, пехота дала очередной залп, целя по уровню насыпи. Залп был такой силы, что многие из жердей разлетелись в щепки. Рядом с Павлом Ивановичем просвистело несколько пуль. Но теперь есть время, пока пехотинец перезарядит ружье!
– Ратники! – свирепо (как только и сумел!) проорал командир. – Вставай!
«Нарочитая» сотня спешно вскакивала, прицеливалась.
– Братцы, – не по-уставному скомандовал Иванов. – Цель-с! Пли!
Залп получился жалким. Из сотни выстрелов попали в цель не больше десятка. Но все же наступающие цепи поляков смешались.
– Братцы! – снова скомандовал унтер-офицер. – Отступаем! Бегом!
Ратники, только и ждавшие этой команды, споро выскочили из траншеи и помчались к окопам второй линии, в двадцати шагах от первой. Противник, ошеломленный залпом, увидев убегающего врага, радостно бросился вдогонку, даже не перезарядив ружей – убегающих можно добить штыками!
Иванов, бегущий позади ратников, надеялся только на то, чтобы не сплоховал его однофамилец! Нет, не сплоховал! Когда последний из отступавших спрыгнул в окоп, нарочитый капрал Иванов скомандовал:
– Цель-с! Пли!
В наступающих поляков ударил залп из оставшихся во второй линии пятидесяти ружей. С двадцати шагов не промахнулся никто! А дальше командовал сам унтер-офицер Иванов:
– Братцы! В атаку!
Бой был коротким. Ошеломленные залпом и ошарашенные видом бородатых злобных мужиков, размахивающих топорами и копьями, польская пехота дрогнула и… начала отступать.
Кое-кто, разумеется, пытался принять бой. Профессиональному солдату несложно справиться с ополченцем. Один из пехотинцев успел сразить двух ратников, прежде чем его подняли на копья. А один – даже трех. Но это уже не играло никакой роли. Вторая атака была отбита.
Но на этом «игрушки» закончились. Часа через два поляки подтащили артиллерию. Пушки, установленные на прямую наводку, снесли палисады в несколько залпов. Возможности организовать контратаку, отбить орудия у почти безоружных ополчения не было. А дальше польская кавалерия ударила по флангам, громя 1-ю и 3-ю дружины, пехота выдвинулась в центр, наступая на 2-ю.
Соседи, ратники первой и третьей дружин, полегли под саблями, не причинив вреда неприятелю. Статский советник, разрядив оба имеющихся пистолета, упал с разрубленной головой. Асессор тот вообще при первом же появлении противника сам потерял голову и бросился наутек. Его, кажется, утопили в речке…
Все, что сумел сделать унтер-офицер Иванов, получивший два огнестрельных ранения – наладить отступление, не превращая его в бегство. А дальше – он уже не помнил…
Унтер-офицера, которого ополченцы за глаза материли и в хвост и в гриву, тащили на руках через переправу, не давая ему замочить не то что шинель, но и ноги.
Часть ратников во главе с поручиком Мясниковым осталась на берегу, прикрывая отход…
Поручик был заколот штыками. Нарочитый капрал Иванов, крутя алебардой как оглоблей, сумел убить двух, а то и трех жолнеров, прежде чем его забили прикладами.
Генерал-лейтенант Давыдов извелся от ожидания. Он уже был готов плюнуть и начать атаку, но прискакал запыленный гонец, требовавший немедленного выступления кавалерии в противоположную сторону – генерал Витгенштейн, шедший к Днепру, наткнулся на артиллерийский заслон и на кавалерию неприятеля. Витгенштейн приказал бросить ополчение, чтобы спасти армию.
Русская армия уходила, оставляя Смоленск. Не было героической обороны, как во времена Михаила Федоровича, и не было сражения, как при Александре Павловиче. Город сдали. Но бегства не было. Пехота, кавалерия и артиллерия отступали со знаменами, обозами и ранеными. Все погибшие, по молчаливому уговору с поляками, были собраны и преданы земле…
Глава тринадцатая
Партизанская война гвардейского офицера
Май – июнь 1826 года. Окрестности Санкт-Петербурга
Поутру один из многочисленных крестьянских парней, снабжавших штабс-капитана Клеопина вестями, сообщил, что по дороге к селу Вознесенскому движется отряд на телегах. Дело ясное – едут «реквизировать излишки у роялистов», а попросту – грабить. Вестник порадовал – у одного из грабителей на плечах разглядел золотые эполеты.
За такую новость штабс-капитан одарил «разведчика» не двугривенным – по нынешним временам совсем неплохая сумма, а цельным рублем с портретом Константина (резчики Монетного двора разбежались, пришлось Временному правительству пустить в дело оказавшиеся под рукой штемпеля так и не царствовавшего императора). Парень, разглядев добычу, пытался упасть в ноги барину – за рубль нынче можно купить пятистенок или дойную корову, а уж кто на нём изображен – Константин ли, Михаил ли, чёрт ли с рогами, пейзанам без разницы!
Отряд Клеопина занял удобную позицию и замаскировался, поджидая мародеров. Когда телеги поравнялись с местом засады, Николай заметил, что фигура одного из «республиканцев» ему до боли знакома. Где-то ведь видел. Вопрос – где? Судя по мундиру – «финляндец», шарф вокруг пояса, эполеты. Батюшки-светы, так это же… допросчик из крепости. Фарт, господа!
…Дмитрий Завалихин всю дорогу украдкой поглядывал на эполеты, где вместо одной звездочки красовалось целых две. Что ж, звание он заслужил честно, как и орден «Свободной России». Еще Завалихина грело обещание командира особого отряда (хоть он и числился по документам офицером лейб-гвардии Финляндского полка, но так и остался у Каховского), что если подпоручик приведет в столицу обоз с продовольствием, то станет поручиком. Командного состава не хватало, поэтому и Бистром, и сам Батеньков довольно часто повышали унтеров до прапорщиков, а прапорщиков до подпоручиков и поручиков. Генерал-майору Каховскому (генерала Петр Сергеевич получил после «замирения» деревень) в таком пустяке не откажут. В сущности, Завалихину могли бы и штабс-капитана присвоить. Что им, жалко, что ли?
Вот только когда послышался окрик: «Стоять! Бросай оружие!», подпоручику стало не до грез.
Продовольственный отряд, наслышанный о партизанах, начал бросать оружие и спрыгивать с телег, показывая поднятые руки. Только один из солдат схватился за ружье, но тотчас же прогремел выстрел, простреливший ему кивер, давая понять, что шутить тут не будут!
Сам подпоручик, не успевший даже удивиться, а
