Трость попала раненому в затылок, но по касательной. Дерево глухо ударилось о черепную кость. Грянул выстрел. Кира сразу сообразила, что пуля ушла выше, — от удара трости плюгавенький дернул кистью и промазал. Прижимая к груди поврежденную руку, Давыдова бросилась на лежащего, метя коленями ему в позвоночник. Но человек в порванном пиджаке успел развернуться. Кира увидела ствол, который смотрел в грудь ее носителя, казалось, рассмотрела даже потемневшие от времени каверны на дульном срезе и лишь потом уткнулась взглядом в лицо противника — невыразительное, с размытыми чертами и черными свирепыми жучиными глазами.
Давыдова зарычала и рухнула на плюгавого всем телом. А тела было немало — под семьдесят килограммов мышц и костей, еще и разогнавшихся до приличной скорости.
Агггггхххх!
Воздух вылетел из разинутого в крике рта врага, но и Кира заорала дурным голосом от невероятной боли в левом плече. Она практически теряла сознание, но слышала, как лопаются под наколенниками ребра плюгавого, и внутренне ликовала.
Аггггхххх!
Их лица практически соприкоснулись. Глаза в глаза. Почти сокрушенный ее весом плюгавый вдруг вытек из-под тела Давыдовой, оказался в стороне. Рот его оскалился, показались красные от крови резцы. Кира увидела несущийся к ее виску револьвер, его рубчатую рукоять…
Это был конец. Она вдруг поняла с абсолютной ясностью, что этот плюгавый, нет, это порождение чужого мира в теле совершенно постороннего человечка сейчас проломит ей череп. И даже если Кирсаныч успеет выхватить ее назад до того, как она умрет, то домой вернется не она, Кира Давыдова, а овощ в ее теле.
Кира невольно зажмурилась.
Все.
Но удара не было. Она открыла глаза и столкнулась со взглядом плюгавого: он замер с поднятой для смертельного удара рукой и смотрел на нее так, будто бы увидел привидение близкого родственника — взглядом, до краев полным недоумения, растерянности, боли, но уж точно не той яростной ненависти, которая пылала в его зрачках еще секунду назад.
— Не может быть… — прошептал он по-русски.
И в тот же миг Киру швырнуло в бэкджамп.
Мир Зеро. Аруба. ОктябрьЕго вырвало водой. Целым океаном воды.
Давыдов попытался вдохнуть, но в горле заклокотало, и он снова изрыгнул наружу воду, смешанную с какими-то остатками полупереваренной еды, и уткнулся лицом в пайол. В голове били колокола, виски пульсировали. Хотелось дышать полной грудью, но гортань нестерпимо драло, как во время жесточайшей ангины.
Денис закашлялся, и на выгоревшие планки настила брызнуло темным. На языке стало солоно. Он потрогал нос — на пальцах осталась кровь.
— Ложись на бок, — попросила Карина.
— Что случилось? — просипел Давыдов, с трудом переворачиваясь на бок.
Только теперь он увидел жену, стоящую рядом с ним на коленях. Увидел и попытался улыбнуться. Улыбка вышла слабенькая, на три балла, но он все-таки попытался.
— А ты не помнишь?
Денис покачал головой, отчего мозг внутри черепной коробки захлюпал, словно желатиновое желе, которое пытаются вытряхнуть из формочки, качнулся пару раз, вызывая головокружение, и остался на месте.
— Я тонул?
Карина кивнула и вытерла кровь, вытекшую из ноздри мужа, каким-то клочком мокрой ткани.
— Are you OK, guys? Something wrong?[13]
В кадре появилось еще одно лицо — инструктора по дайвингу. Как его…
Давыдову пришлось напрячься, чтобы вспомнить имя парня — его просто стерло из памяти. Руди? Или, кажется — Родни…
— Nothing wrong, Rodney, I’am OK. Don’t worry about…[14]
Родни был не просто озабочен, он был испуган до крайности — смуглая кожа посерела, глаза бегали. Утопить туриста в разгар сезона — еще то удовольствие. Он должен был идти на дайв вместе с подопечными, какими бы опытными те ни показались, а не прохлаждаться в лодке! Теперь инструктор пытался оценить размер ожидаемых неприятностей, который явно находился в прямой зависимости от полученных Денисом повреждений.
— Ты вытащила меня?
Карина закусила губу и кивнула.
— Я что? Застрял? Или ударился головой?
Давыдов потрогал гудящий затылок. Шишки не прощупывались, но в нескольких местах болело, и сильно.
— Ты потерял сознание, — сказала Карина, и глаза ее наполнились слезами. — Плыл передо мной, потом у самого судна, выронил загубник и упал в трюм. Я не сразу поняла, что произошло. Думала — эйфория.
— Это была не эйфория, — Денис снова заперхал, чувствуя во рту вкус желчи.
— Я знаю.
— Какая была глубина?
— Больше тридцатки. Метров тридцать пять…
— То-то я думаю, от чего у меня задница чешется!
— На остановки времени не было, — Карина шмыгнула носом и снова вытерла натекшую ему на щеку кровь. — У тебя уже были полные легкие воды. Так что я тащила прямо наверх.
— А как ты сама? Ничего не болит?
— Бывало лучше…
— Испугалась?
— Как никогда в жизни!
— Не помню, — просипел Давыдов, переворачиваясь на спину. — Ни хрена не помню! Как погружались — помню. Помню судно на дне. Мурену помню, как я ее снимал. А дальше — не помню. Ах, мать моя женщина, голова болит! Как же ты меня доперла, сердце мое?
— На энтузиазме…
— Свершилось чудо! — продекламировал Денис, копируя Карлсона. — Друг спас жизнь друга!
С Карлсоном получилось еще хуже, чем с улыбкой.
Он закрыл глаза, но солнце продолжало светить сквозь кожу век.
Карина молча сидела рядом, держа мужа за руку.
— Как ты думаешь, это давление? — спросил он чуть погодя.
— Не знаю.
— Приедем домой, схожу к врачу.
— Обязательно. Ты уже не мальчик.
— Я еще и не девочка, — сказал Денис, кривовато улыбаясь. — Могу показать.
Он попытался сесть, но зашипел от боли. Зад чесался невероятно, теперь Давыдов понимал, что чувствует медведь, усевшийся на муравейник.
