— Успокойся, Ден, — Карина придержала его за плечи, помогая опереться спиной о надувной борт лодки. — Покажет он… Покажешь, если найдешь. Ты фотоаппарат уронил внизу, я за ним спущусь, ладно? Мне сейчас под воду врачами показано…
— С удовольствием составил бы тебе компанию, но… увы…
— Твое чувство юмора не утопить.
— Ну почему не утопить? — резонно заметил Денис. — Можно! Но только вместе со мной…
— Rodney, — сказала Карина, поворачиваясь к инструктору, — I need dive to bottom, we lost camera.
— You can’t dive alone, — возмутился Родни. — You saw what’s happened…
Карина покачала головой.
— Someone need watch him, — приказала она. — I’ll be back as soon as possible, don’t care about me. I’ll find camera and go back, Rodney. It’s simple for me. Beliеve, I can do it.
Инструктор вздохнул с тоской, но помог Карине надеть BCD. Усевшись на надувной борт, она натянула ласты, сунула в рот загубник и с переворотом спиной вперед ушла в воду.
— Your wife is а really brave girl! — провожая Карину взглядом, сообщил Родни.
— I know…[15]— отозвался Давыдов.
Мир Зеро. Варшава. Ноябрь
Снег в Варшаве валил вторые сутки.
То, что их самолет сел в Шопене[16], походило на чудо. Полосу успели расчистить как раз между двумя снегопадами — утренним и вечерним. Рейс из Нью-Йорка приземлился в 19:30 по местному времени и ВПП тут же закрыли. Для начала ноября такая погода в Польше считалась аномальной — об этом говорили на всех новостных каналах, на каждом плазменном экране кто-то высказывал свое крайне компетентное мнение о климатических изменениях и о страшной судьбе, которая ждет человечество в самом ближайшем будущем.
Все время, что Давыдовы стояли в очереди на пограничный контроль, по ТВ транслировали последствия метели — парализованные Аллеи Ерозалимски, машины, замерзающие на заснеженных проспектах, мигающие желтым светофоры, которые давно ничем не управляли. Набережные, снятые с верхней точки, напоминали реки, наполненные тревожными огнями. То там, то тут вспыхивали аварийные лампы, пульсировали синим проблесковые маяки спецмашин. Днем тоже мело, но в сравнении с тем, что началось вечером, можно было считать, что до того снега и не было.
За огромными стеклами аэропортовских окон вздымались сугробы. Компактные снегоочистители ворчали, захлебываясь в коричневой каше, все быстрее и быстрее заполнявшей мостовые и тротуары под эстакадами. Снегоуборочные машины были бессильны. Люди — тоже. На столицу тяжелой белой грудью навалилась зима.
Такси в город не ехали. Они вообще никуда не ехали — стояли в пробке. В центр можно было проехать только на танке или БТРе с отвалом. Стихия есть стихия. Когда на любой большой город за 24 часа выпадает двухмесячная норма осадков, происходящее в нем можно назвать только концом света.
В Варшаве осталось работоспособным последнее и самое демократическое средство сообщения — метро. И Миша Курочкин, их куратор в польском издательстве «Прометей».
Он ждал их возле своего громадного джипа (страсть к таким монстрам Курочкин сохранил со времен своей буйной молодости, протекавшей в громовых 90-х, когда он, по его словам, поддерживал движ, в результате которого и оказался в Польше без возможности вернуться на родину).
Сейчас Миша больше походил на зимующего в Антарктиде полярника или замерзшего пингвина, чем на референта почтенного столичного издательского дома — в смешных затоптанных уггах и пуховике с капюшоном, из-под которого торчали заиндевевшие очки и красный влажный нос.
Забросив Давыдовские чемоданы в багажник «шевроле тахо», все трое заползли в примороженный салон слегка вспотевшими, краснощекими и мокрыми от налипшего на одежду, обувь и лица снега. Курочкин завел мотор, заработала печка, они тронулись с места, прокатились несколько метров и стали в бесконечной, как лента Мебиуса, пробке, ведущей центр Варшавы.
Дальше пути Карины и Дениса расходились.
Денису нужно было домой, в Киев, и его поезд с Варшавы-Главной уходил через три с половиной часа. А Карине следовало остаться в Польше еще на три дня — ей предстоял доклад на международной конференции по пластической хирургии и отменить его не было никакой возможности.
— Ехать будем долго, — сообщил очевидное воспрянувший духом Курочкин. — Отвезем тебя, Денис, к поезду и поплетемся с Кариной ко мне, пироги[17] кушать! Зина уже налепила, наверное, к вашему приезду!
— А в гостиницу? — спросила Карина.
— В гостиницу поедем после ужина, когда безобразие разгребут. Часам к одиннадцати тебя повезу. Все стоит. Ты просто не представляешь, что творится! Если к ночи станет лучше. А если нет, то останешься у нас! Зина будет очень рада!
Ни Денис, ни Карина никогда не питали болезненного пристрастия к вареникам и галушкам, даже к пельменям относились холодно, но в среде их коллег и друзей почему-то укоренилась традиция кормить гостей из Украины украинскими национальными блюдами. Наверное, так здесь понимали гостеприимство.
Борщ, сваренный бывшей коренной москвичкой Зиной Курочкиной, походил на настоящий украинский борщ так же, как воробей на орла, но и его приходилось хлебать с благодарным выражением лица, чтобы не обидеть хозяйку.
С варениками-пирогами дело обстояло лучше, но ненамного, хотя внешне они практически копировали настоящие. Лучше всего Зине удавались пельмени, но пельмени считались украинским блюдом чисто условно, так как приходились вареникам всего лишь дальними родственниками.
— Так что — сначала Зиночкины пироги потребим! Она и с картошкой приготовила, и с капустой… Жаль, что Денис не попробует! — посочувствовал Курочкин на полном серьезе, продвигаясь еще на пять метров. Его широкоскулая физиономия с веселыми шкодливыми глазами возникла в зеркале заднего вида.
— Вы, наверное, в самолете не спали? А, Давыдовы? Глаза красные, как у вампиров! Не писатель с женой, а порождение сумерек!
Он хихикнул. Для бывшего участника бандитского движа Курочкин был прекрасно образован, мягок и дружелюбен в общении. До того момента, как речь не заходила о деньгах и бизнесе. Тут пушистость исчезала и обалдевший от напора и волчьей хватки клиент бросался искать пятый угол. Но с Давыдовыми Михаил был сама нежность и заботлив, как отец.
— Так что давайте поспите пока. Подавите подушку. Ехать долго, места хватает.
Давыдовы действительно практически не спали с момента неудачного погружения, вернее, спали урывками. Несколько часов короткого тревожного сна,
