Затормозить не было никакой возможности, Дениса несло, как упавшего на склон лыжника. Состав с противоположной стороны готовился к отправлению, Давыдов расслышал голос диктора: «Обережно, дверi зачиняються!», сделал еще один оборот и обнаружил себя лежащим головой в открытых дверях вагона.
— Как же вы так неосторожно, мужчина! — сказал кто-то сочувствующе, едва ли не с жалостью, от чего Денис содрогнулся. — Под ноги смотреть надо! Вы же с палочкой!
Давыдов почувствовал, как его подхватывают чьи-то руки, поднимают, отряхивают. Двери закрылись прямо за ним, а состав, на котором он только что приехал, все еще тормозил со скрипом на той стороне перрона, и изумленно смотрели на Давыдова с платформы незнакомые люди.
Поезд тронулся и наконец-то нырнул в тоннель, увозя Давыдова от одолевшего его липкого животного страха.
— Спасибо, — поблагодарил Давыдов, опираясь на трофейную трость. Он изо всех сил старался говорить спокойно и ровно, но мешало сбившееся дыхание.
— Спасибо большое, я в порядке… Вы не волнуйтесь, бывает… Я в полном порядке!
На следующей станции Давыдов поплавком выскочил наверх, упал на заднее сиденье первой попавшейся машины с «бомбилой» за рулем и назвал адрес.
— Двести, — сказал «бомбила», лениво перекатывая жевательную резинку за небритой щекой, — иначе не поеду. Центр, пробки.
— Годится, — выдохнул Денис.
Его понемногу отпускало, только зашибленная о плитку спина горела огнем.
— До Богдана Хмельницкого двести… — буркнул он, устраиваясь поудобнее на продавленной подушке. — Откуда вы такие жадные беретесь?
— Война у нас, — бросил «бомбила» через плечо, выруливая от тротуара. — А у вас, фуфлыжников столичных, квартиры стóят, как Гитлеру — война на Донбассе: по девять тысяч, да еще и сдавать беженцам никто не хочет. Я не жадный, мужик, я справедливый. Мне семью кормить.
Мир Зеро. Киев. НоябрьНовицкий посмотрел на Давыдова, как участковый на малолетнего преступника, со смесью удивления и легкой брезгливости.
— Ты что? Пил перед встречей?
Давыдов молча покачал головой и снял куртку.
Та выглядела именно так, как и должна выглядеть куртка после того, как в ней проедутся спиной по платформе метрополитена.
В подсобке книжного магазина «Буква» было жарко, пахло пластиком, чуть-чуть пылью и сильно — кофе, целый мешок которого стоял у входа.
За стеной слышалось присутствие людей — гудели голоса, шипел кофейный автомат, звякала посуда.
— Валялся где-то? — спросил Новицкий с надеждой: он очень любил простые объяснения непростых ситуаций и хотел слышать простой и понятный ответ. — Ну, типа, упал?
— Типа, упал, — кивнул Денис, отряхивая одежду. — Просто упал, без типа.
— А почему ты с палкой? Ногу подвернул? — спросил издатель, разглядывая трость, опертую на край стола массивной рукоятью.
— Пижоню, вот, купил по дороге, — сообщил Давыдов, оглядываясь. — Решил сменить стиль.
Новицкий вздохнул.
— Лучше бы пол, но об этом можно только мечтать. Был бы прекрасный рекламный ход, рост продаж, куча желающих взять интервью…
— Не дождешься, — огрызнулся Денис, глядя на свое отражение в стеклянной витрине. — Я безнадежно гетеросексуален…
Выглядел он словно воробей, только что вырвавшийся из лап голодной кошки. Ну, может, чуть лучше…
Давыдов пригладил волосы ладонями, но это не помогло.
— Народу много?
Новицкий пожал плечами.
— Еще подходят. Думаю, до сотни будет.
— Круто, — сказал Давыдов. — Для буднего дня-то… А журналистов?
— Десяток.
— А журналюг? — спросил Давыдов с надеждой.
Новицкий вздохнул:
— Я запретить приходить не могу. Выгнать тоже не могу. Только не смотри на меня глазами голодного бассета! Ты — публичный человек!
Давыдов махнул рукой:
— Да ладно, Алекс… В первый раз, что ли? Отобьюсь.
— Готов?
— Еще есть время?
— Пять минут есть.
— А выпить?
Новицкий усмехнулся:
— Нежданчик… Есть, конечно.
— И ничего, пожалуйста, не говори, мне самому стыдно! Я пью перед встречей с читателями! В подсобке книжного магазина! Нонсенс! Сам себе не верю! Что у тебя? Коньяк?
Новицкий достал из упаковки, стоящей тут же, на полке, пару бумажных стаканчиков для эспрессо, а из своего тертого-перетертого портфеля — плоскую бутылку с золотистой жидкостью и пару мандаринок.
В подсобке запахло Средиземноморьем и клопами благородных кровей.
— Предусмотрительно, — одобрил Давыдов. — Небось случайно в портфеле оказались?
— Жена положила.
— Ну чего ждешь? Наливай!
— Ты точно в порядке, Денис?
— За твое…
Давыдов поднял стаканчик на уровень подбородка, замер на миг и сглотнул его содержимое с ловкостью голодной чайки.
— Будьмо!
Новицкий выпил свою дозу, не сводя с Давыдова взволнованного взгляда.
— Я не спиваюсь, Алекс, — сообщил он, жуя мандаринную дольку. — Немного испуган, так это понятно почему… Любой бы испугался. Зато пишу, как заведенный! Считай, что у меня был небольшой кризис… Был — да прошел. Я в полном порядке!
Давыдов перевел дух и прислушался к процессам, происходящим внутри организма.
Пока животное ощущение страха не отпустило, но обязательно отпустит. А если не отпустит, то надо будет выпить еще.
— Небольшой кризис? — переспросил Новицкий с сомнением в голосе и слегка поднял рыжеватую бровь. — Ты это серьезно?
— Вполне серьезно. Пошли?
Новицкий поднес свой стаканчик к губам и выцедил коньяк, словно ключевую воду.
— Ну пошли… Пустим пробный шар.
Давыдов расправил плечи и прыснул.
— Прямо как к тиграм в клетку собрался.
— Кстати о тиграх, там Родионов, — как бы между делом сообщил Новицкий.
— И хер с ним, — сурово отчеканил Давыдов. — Пусть кураторам отчет пишет…
— И Цимбалюк здесь…
— Мой самый любимый член самой любимой партии! — ухмыльнулся Давыдов, кривя рот. — Это уже хуже, но все еще не смертельно.
— Но и это еще не все!
— Ты издеваешься?
Новицкий покачал головой.
— Шутишь? — с
