— А твой демиург?
— Почему мой? — искренне удивился Дэмиен. — Он не мой. Он тоже явление природы, просто несколько другой природы.
— Ты избегаешь слова «божественной»?
— Ну Люциус! Разве мы с тобой можем абстрактно рассуждать о понятии «бог»?
Дэмиен включил-выключил свою улыбку, похожую на болезненную гримасу.
— Для кого-то мы с тобой тоже боги. Но мы-то знаем, что это не так! Мы — просто нечеловеческие существа.
— И в то же время мы то, из чего выросли люди, — сказал Люциус. — Забавно, да?
Дэмиен некоторое время подумал, глядя на голограмму перед собой.
— Пожалуй. Между нами много общего, возможно, даже больше, чем между детьми и родителями. Но мы чужие, Люциус. Мы слишком стары, чтобы быть ими. Понимаешь, особого выбора нет — или лекарство сработает, или не сработает. Это Касание заканчивается смертью трех миров из бесконечного множества. Жаль, но для нас с тобой это просто вопрос перемены места жительства. Другие пейзажи, другая еда, другие напитки, другие женщины. А вот для них — нет! Для них это конец! Так что в моей попытке использовать для спасения цивилизации демиурга из местных, я не вижу ничего дурного.
— Ты никогда не верил в сказки.
— Демиурги были, — сказал Дэмиен твердо. — Они создали наш мир — и исчезли. Но они всегда возвращаются в нужный момент.
Люциус тяжело вздохнул:
— И это говоришь мне ты? Извечный?
Рот-ящик распахнулся и захлопнулся:
— Мы сами придумали себе прозвище, Люциус. Вначале все равно был демиург. Все началось с них.
— И на них и закончится?
Дэмиен покачал головой:
— Не знаю. Тот редкий случай, когда я не знаю. И мне интересно.
Мир Зеро. Нью-Йорк. Точка касанияНочь получилась веселая.
Часов с восьми вечера клиент шел косяком, причем все поездки случились дальние, на хорошую сумму. Уже к полуночи Луис заработал больше 400 долларов — не предел мечтаний, но вполне достойная сумма. Можно ехать домой, если ты не хочешь заработать втрое больше — потому что таким везением не разбрасываются.
Луис остался на работе и не пожалел.
К утру в копилке уже было больше тысячи, и несмотря на тяжелую голову и боль в спине Луис чувствовал себя довольным. Клубы, аэропорты, шоу… Субботняя ночь — чудесное время, чтобы срубить несколько сотен баксов. Кто-то гуляет, а кому-то — доход!
К четырем часам утра он проголодался и заехал к Сэмми — таких чудесных тако во всем Нью-Йорке не найти! — перекусил, выпил обжигающий крепкий кофе с перцем и корицей в соседней забегаловке и поехал добивать ночь до конца.
К восьми небо стало серым, Луиса начало клонить в сон и он решил, что текущий заказ станет последним.
Клиенты работали на государство.
Луис влет просекал таких, он сам некоторое время пахал на дядю Сэма, и не ошибался. Клиенты сели в машину возле здания ООН и назвали адрес в районе Бэттэри Парка — идеальный вариант для усталого таксиста.
Женщина лет сорока, белая, красивая, ухоженная, но с покрасневшими от бессонницы глазами, и мужик лет пятидесяти пяти — крепкий, седой, лобастый, с акцентом в речи — Луис не понял, с каким, но явно нездешним. Оба одеты не для вечеринок, у мужика явно военная выправка.
Обычно Луис не прислушивался к разговорам пассажиров, и сегодня не собирался, но услышал слово «Куба» и сразу насторожил уши. Еще неделю назад на Карибах творилось черт знает что, но вчера накрыло Гавану, а Гавана — хоть Луис и сбежал с «острова свободы» больше 20 лет назад — город ему не чужой.
Говорили вполголоса, на английском, и из сказанного выходило, что Куба тонет, как корабль, получивший пробоину, Гавана на три четверти под водой, а людей пытаются вывозить, но возможностей мало, так как не только на Кубе проблемы. Проблемы везде.
Луис услышал название «Москва» и вспомнил, что еще утром о Москве говорили по всем каналам. Какая-то пирамида, выросшая вместо правительственного квартала в центре города! И президент пропал без вести. Жуть! Луис и фильмы о Годзилле не любил, а уж представить себе такие события в жизни было просто жутко.
FDR Drive стелилась под колеса такси, Луис включил дворники — начинался дождь. Он не сразу сообразил, что щетки смахивают с лобового не воду, а мелкий песок. Ветер гнал по асфальту магистрали желтые песчаные разводы.
Откуда здесь песок? Ноябрь в Большом Яблоке может принести снег или затяжные холодные ливни, но песок…
Взгляд Луиса упал на дисплей дорожного компьютера. Когда он садился в машину после закусочной, термометр показывал 40 по Фаренгейту. Сейчас на приборной горели цифры 82. Жарковато для ноября. Луис резко крутанул рулем, объезжая песчаный язык, тянущийся от ограждения через две полосы.
Пассажиры замолчали, сообразив, что происходит нечто странное. 85 Фаренгейта, 86, 87… Слева расстилалось серебристое в рассветной мгле зеркало Ист-Ривер. Луис покосился на реку, бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида и увидел испуганные глаза своих клиентов.
— Что происходит? — спросил мужчина.
Его вопрос остался без ответа.
Луис увидел, как поверхность Ист-Ривер уходит вниз, словно он сидел не за рулем такси, а за штурвалом взлетающего истребителя.
Но взлетал не он. Неведомая сила выталкивала вверх весь Манхэттен, с его небоскребами, парками, дорогами. Лопнули, как фанерки, полотна мостов, оставшиеся далеко внизу. Остров рос в высоту, словно волшебные бобы из сказки. Каменные стены летели вверх, выскальзывая из объятий земли. Кипела вода, падали обломки породы. Манхэттен погас, словно задутая свеча. Одновременно исчез свет в небоскребах, на улицах и в фонарях над FDR.
Луис вцепился в руль, не в силах даже крикнуть. Его автомобиль несся над пропастью в сотни футов, которая возникла за считанные секунды. Луис ударил по педали тормоза, машина пошла юзом, скользя колесами по мелкому песку, развернулась и остановилась, уткнувшись носом в ограждение. Рядом с ними виднелись обломки Манхэттенского моста. Сам мост обрушился почти мгновенно.
На
