Справа от нее с дробовиком в руках крался Илья, слева — Мишка, вооружившийся клюшкой для гольфа.
Новицкий шел за Кариной, прижимая к груди неизменный портфель.
«Наверное, боится рукописи потерять», — подумал Давыдов, улыбаясь, хотя никаких рукописей в издательском портфеле давно не было. Денис не раз хотел заглянуть под потертую коричневую крышку, но как-то не складывалось.
«Выживем — стащу портфель, — решил Денис. — Вот стащу и посмотрю, что он там носит постоянно. Сил нет, как любопытно».
Он оглянулся.
Голландские пилоты, вцепившиеся друг в друга мертвой хваткой, завершали шествие и сопели так, что по ним можно было без промаха стрелять в темноте.
Давыдов проверил сумку: ноутбук был с ним.
— И что дальше? — спросил он у олигарха.
— Тут рядом прокатная стоянка, — сообщил Шевчук. — Ищем минивэн и валим отсюда со всей возможной прытью.
— Куда?
— Ко мне. Припасов у меня хватит на год, выпивки — на два. Не может же эта фигня длиться вечно?
Пол под их ногами заходил ходуном, здание затрещало, словно фанерная коробка в руках школьника, где-то рядом обрушились стекла. Замигали лампы под потолком, часть их погасла…
— Вот не надо было про Помпеи! — прошипела Карина, присев от страха. — Не надо было!
— Где выход? — строго спросил Муромец, оглядывая окрестности, словно его тезка на картине Васнецова.
Шевчук ткнул рукой вперед.
— Через таможню.
— Мне кажется, — заметила Карина, — или не кажется? Оттуда веет теплом?
— А вот мы сейчас проверим, чем оттуда веет… — Шевчук оторвался от группы и двинулся вперед, решительно размахивая руками.
— За ним, — приказала Давыдова.
Но Шевчук далеко не ушел.
За дверями таможни начинался зал прилетов.
Видно было, что тут тоже народ бежал в панике — ни души, все разбросано и перевернуто. И еще — тут было жарко. По-настоящему жарко.
«Тайцы бы радовались», — почему-то подумалось Давыдову.
Но ни одного тайца в округе не наблюдалось.
За стеклами был тот же ночной сумрак, но не ледяной, а пылающий, и ветер заносил в дверь красную сухую пыль, пахнущую раскаленным камнем.
Уткнувшись разбитой мордой в высокий бордюр, у самого входа грустила брошенная «тойота».
— Ебушки-воробушки… — выдохнул Денис Николаевич, теряя остатки интеллигентности. — Как такое может быть? С той стороны все минус тридцать! А с этой?
— Выше тридцати, — сказала Карина, осторожно выставив ладонь на улицу. — Под сорок!
Все еще работающие экраны транслировали на пустой зал красоты острова. В брошенных прокатных конторах на стойках светились компьютеры.
В пустой кондитерской мигала огоньками кофемашина.
— У кого как, — сказал Шевчук, — а у меня в крови уровень кофеина упал до невозможно низкого уровня.
— У меня тоже, — поддержала Карина, оглядываясь. — Мне наружу совсем не хочется…
— Может, свалим отсюда по-быстрому, — раздраженно предложил Давыдов.
— Мы уже свалили из самолета, папа, — рассудительно возразил Мишка. — Тут сейчас безопасно.
Здание снова тряхнуло. Свет на миг вспыхнул ярче, кофейный автомат задорно подмигнул и сверкнул медным боком.
Убийственно серьезный Муромец смотрел на Давыдовых, ожидая сигнала, дробовик выглядел игрушкой в его руках. Тем временем Шевчук, не ожидая согласия Дениса, уже колдовал над кофе-машиной.
— У меня дома такая же… Вы не волнуйтесь, Денис Николаевич, у меня впечатление, что все плохое именно здесь уже произошло. Нам ехать, я подустал, да и погода, если откровенно, не очень… Так почему бы не выпить по чашечке чудесного бодрящего напитка? Это же почти Бразилия! В Португалии в кофе знают толк!
Автомат зашипел, плюнул паром. Шевчук протянул Карине чашку кофе, и та с благодарностью приняла…
«Сдуреть можно, — подумал Давыдов. — Брошенный аэропорт между двух реальностей. Я же только написал о касании, а реальность сделала свои выводы. Никакой фантазии не хватит! Хотя объяснение у происходящего есть. Вместо трех миров теперь один, жар и холод имеются и в нашем мире — вместе. Наверное…»
Он замер и почувствовал, как от пришедшей в голову мысли потеет спина и сводит складками затылок.
Он не ощущал внутри присутствия сознания Кирилла. Впервые за эти ненормальные дни — не ощущал.
Денис позвал его несколько раз, попытался «подвинуться», пропуская Кирилла к «рычагам управления», но ответа не было — сознание перестало двоиться. Не было чужих снов. Остался только один Давыдов. Это должно было принести облегчение, но не принесло. И Денис мог сформулировать почему.
— Эспрессо? — спросил Шевчук, повернувшись к Давыдову. Он улыбался своей белоснежной виниловой улыбкой. И она слегка бесила своим совершенством! — Или американо?
— Кар… Карина! — выдавил из себя Давыдов. — Кира с тобой?
Блаженная улыбка кофейной наркоманки сползла с лица его же-ны. Несколько секунд — и она ответила:
— Ее нет…
— Значит, вторые Давыдовы исчезли? — спросил Юрий Макарович, разглядывая побледневших попутчиков. — Это плохо? Или хорошо? У нас зрада[20] или перемога?[21] Что это означает?
Давыдов повернулся к нему:
— Это означает, что они вернулись домой. Вернее, дом нашел их здесь. И это очень плохо!
— Ты хочешь сказать… — начала Карина.
— Да, — перебил ее Давыдов. — Это означает, что «переселение душ», весь этот джампинг и высшая математика больше не нужны. Они здесь, в нашем серединном мире, но уже в своих оболочках.
Он выдохнул, взял из рук Шевчука чашечку кофе и, не чувствуя вкуса, выпил залпом.
Горячий, ароматный кофе лавой прокатился по пищеводу.
— Так что поехали отсюда быстрее… — сказал Денис. — Незваные гости уже рядом. Они идут за нами! И мне надо успеть дописать финал…
Мир Зеро. Мадейра. НоябрьДорога от Фуншала до виллы Шевчука пролегала через ад.
Во всяком случае Давыдов стал задумываться о существовании ледяного ада помимо ада огненного, что само по себе было необычно для убежденного атеиста.
Если бы Евросоюз не выделил острову деньги на строительство тоннелей, превративших многочасовые узкие серпантины в скоростные магистрали, прошивающие горы насквозь, то добраться до гнезда украинского олигарха, свитого у самого берега океана, стало бы невыполнимой задачей.
