Часть океана дышала свободно, но ее как в клещи брали столкнувшиеся Параллели. Над бурлящей водой вились птицы — мириады чаек и бакланов искали убежища от непогоды, природу которой они не понимали.
Давыдов невольно застыл в восхищении, наблюдая невероятный пейзаж грядущей катастрофы, расстилающийся перед ним.
Карина, неслышно подойдя сзади, тронула его за плечо.
— Не хочу тебе мешать…
— Я знаю. Мне пора… — сказал Давыдов, вдыхая запах влажного рассветного леса, нависавшего над особняком.
— Там Мишка приготовил тебе кофе, Новицкий налил в него коньяку, а Беленький подтащил кресло-ленивку поближе к окнам.
— А наш гостеприимный хозяин?
— Наш гостеприимный хозяин запустил автономную электростанцию и готовит нам завтрак. Спокоен как удав.
— Он всегда спокоен как удав. Я ему завидую.
Карина поцеловала Дениса в щеку.
— Ты не умеешь завидовать.
— Я учусь.
— Пусть тебе завидуют.
— Ага. Простой демиург, счастливый муж красавицы и отец сына-подростка в свободное от творения миров время подрабатывает писателем-беллетристом.
— А мог бы механиком-мотористом! — рассмеялась Карина.
— Не мог бы, — покачал головой Давыдов. — Какой из меня механик? У меня руки из жопы. Я ими могу писать, есть и обниматься.
— Ну, так иди — пиши, чудовище!
— А обниматься?
— Обниматься потом!
— И пусть хозяин поторопится, — капризно сказал Давыдов, устраиваясь в ленивке. — Я жрать хочу. А когда я хочу жрать, я не могу продуктивно работать!
Он включил ноут, склонился к экрану взлохмаченной головой, и через секунду Карина уловила, как едва слышно клацают клавиши.
Глава 18
Мир Зеро. Точка касания Мадейра, побережье, восточнее Порто-Мониш. НоябрьИ прыжок был не прыжок, и переходом это назвать было трудно. От джампа разве что название осталось. Ни тошноты, ни удара при вхождении, ни самого вхождения.
— Никакой романтики, — скривился Мамочка, спускаясь по склону.
Кирилл шел первым, сверяясь с картой. Левада петляла по склону, под ногами то и дело начинало хлюпать, журчала вода.
— Кончилась романтика, — сказал Давыдов. — Привыкайте. Лоскуток, ты как?
Лоскутов в самом начале спуска, как только они шагнули с платформы под наставления Крыса, подвернул ногу на скользком камне, и теперь слегка прихрамывал.
— Нормально, Кир. Лучше, чем с пулей в брюхе в Париже!
Давыдов остановился.
Впереди была полоса его мира — мира Огня. Он слышал знакомый запах раскаленного воздуха и шипение испаряющейся влаги.
Сто? Двести метров? Сколько идти по этой жаровне? А если километр? Это ж можно с ума сойти!
Впрочем, после полосы льда это не так пугает. Главное, чтобы недолго!
— Платки надо намочить, — распорядился Кир. — Сейчас будет жарко.
Он подождал пока ребята выполнят распоряжение, сам смочил ткань в ледяной воде под самой скалой, и приложил пахнувший речной зеленью платок к лицу.
— Вперед! — приказал Давыдов, входя в привычный жар своего мира. — Держаться за мной! Дистанция — два метра.
Отряд Киры двигался по другой стороне склона.
Здесь буйствовал холод, но не такой страшный, как на родине — температура упала до минус 25, не ниже. Замерзнуть насмерть, даже при таком ветре, было сложно, но и передвигаться оказалось настоящей мукой.
Зеленый лес застыл, превратившись в причудливое переплетение обледенелых ветвей и лиан. Лед сковал воду в леваде, разорвал изнутри сочные стебли придорожных гортензий и толстой коркой лег на землю, накрыв торчащие из почвы корни.
Именно корни не давали маленькой группе передвигаться быстро. Наступить на такой присыпанный снегом подарок, означало рухнуть на спину. А рухнуть на спину означало сломать позвоночник.
Рич уже отбил себе задницу и теперь шагал с максимальной осторожностью, а разумная Котлетка с самого начала не переходила на бег, так что двигался отряд медленно, чуть быстрее похоронной процессии.
На этот раз точка пересечения струн находилась рядом, а о времени выхода беспокоиться не приходилось — тепличные условия, черт побери! Если не считать перемежающихся климатических зон, землетрясения и грозовых разрядов, которые лупили с неба везде и часто.
Перед пологим обледенелым спуском Кира остановилась, подождала пока Рич и Котлетка окажутся рядом — видеть их в собственных телах на задании было очень непривычно, как, впрочем, и чувствовать себя в родной плоти и коже.
Это сложно было назвать джампом, хотя в некотором смысле это все-таки был джамп. Или десант? Да, какая, собственно, разница? Есть задание, и его надо выполнить. Раньше все было сложнее, теперь проще — не надо рядиться в чужие тела, лететь сломя голову к точке выхода и искать оружие.
Давыдова проверила короткоствольный автомат — пластиковое чудо техники было защищено от песка, воды, снега и пыли. В прозрачном магазине аккуратно, бочок к бочку, лежали золотистые тушки 9-миллиметровых патронов.
— Похоже, это там… — Кира показала рукой на едва различимое посреди вьюги мерцание. — Спускаемся в следующем порядке — я первая, Рич — второй, Котлетка, ты замыкаешь.
— Принято.
— Принято.
— Пошли.
Ноги скользили по гладкой ледяной корке. Только не свернуть себе шею! Рубчатые подошвы десантных ботинок цеплялись за малейшие неровности, но неровностей катастрофически не хватало, и тройка не шла, а соскальзывала к пульсирующему свету в конце тропы.
Обе группы появились возле виллы как раз в тот момент, когда остров тряхнуло по-настоящему, в несколько раз сильнее, чем трясло раньше.
Никто не мог видеть того, что происходило на океанском дне, глубоко под каменными склонами древнего вулкана, который, собственно, и назывался теперь Мадейрой. Под каменными плитами что-то шевелилось и ворочалось, словно у подножия вулкана вздыхал и крутился огромный, проснувшийся от вековой спячки зверь. Громадные плиты вздрагивали, словно шкура слона, и от побережья Марокко к берегам Мадейры вырастала новая, низкая
