— Но я истрачу на это силы, — Ух’эр тоже поднялся. Собрался, помрачнел.
“Что, братец, теперь тебе не так смешно?”
— Ты найдешь новые, — ответил Лаэф. — У нас впереди много работы, и ты поможешь ее начать. Потом за дело возьмемся мы. А ты отдохнешь.
— "Отдохнешь"! — передразнил Ух’эр и криво усмехнулся. — Хочешь избавиться от меня?
— Нет, — твердо ответил Лаэф и положил руку ему на плечо, как когда-то Ух’эр опирался на него. — Я собираюсь убить Сорэн. А как я смогу убить ее без помощи бога Смерти?
Ух’эр хмыкнул — и рассыпался пеплом в воздухе.
Рука Лаэфа скользнула сквозь. Пепел остался на ладони.
Лаэф медленно опустился на камень, глядя, как пепел вокруг так же неспешно спускается на темные воды. Пепел на их фоне казался белым. Напоминал о Сорэн.
И нестерпимо болело что-то внутри.
***
Ух’эр неспешно брел прочь, ступал мягко прямо на воде. Во сне, если хочешь, может и по воде ходить. Тем более, она здесь плотная. Хоть прыгай. Но Ух’эр не прыгал — нечего привлекать лишнее внимание и демонстративно разгуливать по волнам.
Лаэф считает, что он слишком слаб. Как будто он сказал бы об этом вслух, будь оно правдой.
Да, сил пока недостаточно, сны и впрямь для него закрыты, но посещение парочки безумцев не сделает ему хуже. А Лаэф — пускай думает, что ослабит брата этим заданием.
Ух’эр нанесет последний удар. Как тогда. Как всегда.
Смерть всегда наносит последний удар.
Глава 2. Меч
Песок под ногами был прохладным: обувью Йен так и не успел обзавестись. Воды раскинувшегося перед ним Мирдэна равнодушно — и, как казалось Йену, презрительно — вздыхали, накатывая на берег. Рассветный, сонный еще Ирхан, нехотя светил из-за спины, и огромная тень ползла впереди по песку. Будто спешила влезть в воду. Глупая.
Меч, который Йен тащил за собой, мерно шуршал рядом, прорезая лезвием песок. Рисовал извилистую тонкую линию рядом с его следами.
Судно почти не качалось на волнах — казалось, волны слишком мелкие, чтобы сдвинуть этакое корыто. Темное, угловатое и слишком массивное, чтобы плыть, оно с палубы щетинилось длинными и тоже явно тяжелыми веслами. Парус был спущен. Люди на палубе деловито затаскивали в деревянную надстройку на палубе ящики. Ящики тоже были тяжелыми — их поднимали вдвоем.
“Это — чтобы прямо тут утонуло?” — подумал Йен.
И пробормотал себе под нос:
— Нашел так нашел…
Нивен стоял у самой кромки воды, не шевелился. Капюшон, как всегда, на голове, руки, как всегда, скрещены на груди. Снова в статую играл.
— Эй! — крикнул Йен, прибавив ходу. — Искатель!
Нивен бросил короткий взгляд через плечо — это Йен понял по характерному движению капюшона. Но не отозвался. Естественно!
Йен остановился у него за плечом и уточнил:
— Ты что, решил вот на этом плыть?
Нивен дернул плечом.
— А когда оно начнет тонуть, будешь его героически спасать? Потому что других причин плыть на этом я не вижу…
Нивен не ответил.
— Это корыто, Нивен, — доверительно сообщил Йен. — Оно, может, и будет плыть, но недолго.
— Вариантов не было, — ответил наконец Нивен. — Я ухожу с ними. Ты — решай.
— Ты ненормальный, — отметил Йен. — С другой стороны, как будто это новость… Нет, Нивен, туда, — ткнул пальцем в воду, — я не полезу. Я, конечно, и здесь надолго не задержусь, но туда — не-а. Ни за что. И не уговаривай.
Нивен чуть заметно кивнул:
— Понимаю.
— Эй! — позвали его с корыта.
Он кивнул в ответ. Повернул к Йену капюшон и — Йен не увидел, но почувствовал — уставился в глаза. Бросил:
— Не порежься, — и направился к деревянной доске, переброшенной с борта на песок.
— Ну вот! — обиделся Йен. — Ни тебе “спасибо”, ни “до свидания”, ни выпить на прощанье… А ты не утони! Или утони… Тебе ж явно не терпится…
Нивен, не оборачиваясь, взмахнул на прощание рукой — или раздраженно отмахнулся? — и ступил на доску.
Йен вздохнул, развернулся и хотел было шагать прочь, обратно в комнату, за которую еще заплатить на день вперед, придумать бы чем... Ушастый же кошель с собой утащил, зараза, ничего не оставил! Так вот, заплатить, а потом сесть и подумать. И придумать, наконец, какой-нибудь план.
Надоело бесцельно бегать и ломать чужие башни. Найти место, где можно спрятаться, переждать…
Он замер, занеся ногу для следующего шага.
Ирхан теперь светил прямо в глаза, и, наверное, Йену показалось, но в небе, далеко-далеко, мелькнула черная точка. Просто черная точка. Всего лишь на мгновение. Но Йен замер.
Когда Рэй возвращался из далеких походов, он часто мчался верхом на Мирте первым. И если Йену случалось посмотреть в окно или выйти на балкон, он узнавал их, Рэя и Мирта, издалека, сразу. Он, конечно же, не мог толком рассмотреть их — он, скорее, чуял: летят.
— Ла-адненько… — пробормотал Йен.
Прищурился, всматриваясь в небо, но не увидел больше ничего. Только красные пятна поплыли перед глазами: на Ирхана нельзя смотреть в упор — мир вокруг начинает кровоточить.
— Ладненько, — повторил тверже, и круто развернулся. — Нивен! Я передумал! Хорошее корыто!
Нивен отлепился от высокого борта, к которому уже, понятное дело, привалился — ему только дай куда-то привалиться. Что-то бросил тем двоим, что орудовали с последним ящиком, и ткнул в Йена пальцем. Те, кажется, запротестовали. Но Нивен сказал еще что-то, и они таки потащили доску обратно, перекинули на песок.
Йен глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Решительно двинулся вперед. Не сбавляя шага, прошелся по доске, и та протяжно заскрипела под ногами. Палуба тоже скрипнула. Хотя и не так страдальчески. Нивен хмыкнул и развернулся, снова оперся на борт — теперь локтями. Уставился вдаль.
Доску за спиной Йена подняли. Из надстройки неожиданно вынырнул третий моряк и схватился за ящик.
“Трое, значит... — подумал Йен. — Или там еще с десяток прячется? Потому и скрипим?”
Но промолчал. Ему было не до разговоров.
Сделал пару шагов к Нивену, взялся за борт, старательно и глубоко вдохнул. Выдохнул.
Третий человек — судя по всему, капитан — снова вынырнул из надстройки и что-то отрывисто выкрикнул. Матросы спрыгнули за борт, толкнули посудину. Та покачнулась, и Йен вцепился в борт крепче. Корыто поплыло.
“Дыши, — бормотал про себя Йен, — дыши… Оно движется, но ему так положено… Дыши!”
—
