— Осмелел, я смотрю, — задумчиво проговорил Лаэф. — Не знаю, хорошо это или плохо...
Нивен молча смотрел. Ждал.
— Теперь читай, — Лаэф указал рукой на землю у ног Нивена, и тот опустил взгляд. На земле лежала мертвая ворона, к ее лапе был привязан кусок пергамента. Нивен медленно опустился на колено, осторожно отвязал письмо. Он уже знал манеру слать письма с воронами, а теперь, развернув, узнал и почерк.
Алеста.
— “Вести от Тейрина, — прочел он. — Затхэ пойдет к свету, возьмет меч и спасет мир”.
Дальше читать не стал — скомкал в руке пергамент.
— Ну? — спросил Лаэф. — Ясно?
Нивен швырнул письмо в угли — те на мгновение вспыхнули ярче.
— Яс-сно? — Лаэф перешел на шипение. — Моя сестра вот-вот вос-с-станет, Затхэ перейдет на ее сторону. И мир спас-сет, вероятно, от меня. От нас-с-с тобой…
Нивен скрестил руки на груди.
— А твоя ведьма не так глупа, как я думал, — хмыкнул Лаэф. — Решила все-таки предупредить…
— А ты не позволил, — сказал Нивен, всматриваясь в дым, дым стал гуще, Лаэф теперь был едва различимым силуэтом в нем. — Предупредил сам. Да? Только я не поверю. Это все сон. И письмо — тоже сон.
— Да ворона издохла! — вдруг совершенно по-человечески возмутился Лаэф. — Слишком спешила! Я бы, думаешь, стал целый спектакль устраивать, будь она жива? Ух’эр ее принес мне, я показываю тебе. Да, знаю… — протянул устало, — слишком много возни с одной мертвой птицей… И с одним полумертвым созданием… Но как иначе это создание убедить, что пора что-то делать? И что у него нет возможности выбирать сторону в этой битве, потому что сторон нет? У него есть только возможность защититься! Пока — есть!
— Ты убедителен… — кивнул Нивен и сделал мягкий шаг в сторону. Конечно, смотреть на Лаэфа вблизи было не слишком приятным зрелищем, но силуэт за стеной дыма — тоже не самый понятный собеседник. Нивен решил обойти костер. — Наверное. Если понимать, о чем ты говоришь.
Еще шаг.
Дым все плотнее.
Уже и силуэта за ним не видно.
— Затхэ научил таким речам? — презрительно процедил Лаэф.
Нивен прыгнул. За костром было пусто.
В общем-то, можно было догадаться…
— Ты боишься? — громко спросил он, озираясь. — Стесняешься? Почему прячешься? Трудно договариваться, когда рожей не вышел?
Дым осел, упал к ногам в один миг. И больше не тлели угли — осталась лишь кучка пепла. А прямо напротив, по ту сторону от пепла, блеснули глаза. Пустые, блеклые, светящиеся в темноте. Его, Нивена, глаза.
Тьма уставилась на него его собственными глазами.
— Теперь, — сказала Тьма. — Слушай. Затхэ еще слаб, но ты сам видишь, не можешь не видеть: он становится сильнее, он вспоминает себя, и очень быстро. Моя сес-стра… Даже будучи слабой, она сильна. Даже будучи мертвой, уже под защитой правителя Верхних земель. У нее есть всё: власть и сила, а скоро будет и жизнь, и Затхэ с мечом на ее стороне. А у нас… У нас — только ты.
— У вас? — переспросил Нивен.
— Позови всех, брат, — бросил в сторону Лаэф. И кивнул Нивену. — Да, у нас.
Вокруг разлился, расплескался серебряный звон. И Нивену показалось, что видит тончайшие нити, взметнувшиеся на мгновение во мраке, блеснувшие золотой паутинкой.
— У нас, — шепнул над ухом Ух’эр. И растворился звенящим смешком в воздухе.
— У нас, — ветер змеей скользнул меж голых ветвей, принеся женский голос, а еще один, девичий шепот, будто вынырнул снизу, из-под руки, звоном колокольчиков подтвердил. — У нас…
И громыхнуло в небе. Нивен поднял голову.
— Это Заррэт, — отмахнулся Лаэф, вновь соткавшийся из темноты, на этот раз — копией Ниена. — Не любит говорить, любит громыхать… Ну так, к делу. Ты ведь понимаешь, что до сих пор жив не просто так? Ты жив, благодаря лишь воле Ух’эра, а твои противники мертвы, потому что сам Заррэт направляет твои удары. Эйра играет ради тебя со временем и ветрами, Тэхэ — со зверями и ветвями. Ты жив не потому, что тебе везет. Ты жив не потому, что силен. Ты бессилен, силен я в тебе. Ты кукла, в которую мы вдохнули жизнь, которую мы держим в живых, пока нам этого хочется. Это понятно?
Нивен медленно кивнул.
Да, так многое стало понятно.
Даже стало понятно, почему ему казалось, что умирает: он и умирал. Стоило начать сопротивляться тьме внутри — он умирал. Потому что жил, благодаря этой самой тьме.
Непонятно только одно: что делать дальше? Как сопротивляться не просто тьме — пяти Мертвым богам, без которых он, получается, и шагу ступить не может? Или… или все-таки может? Где заканчиваются они и начинается он сам? И — существует ли он?
— Не-а, — снова развеселился голос Ух’эра. — Тебе об этом и говорят, дитя! — и бросил в сторону. — До чего ж нынче дети тупые пошли…
Лаэф поднялся, шагнул к Нивену.
Странное ощущение: когда к тебе идет твое отражение. Странное и страшное. Серое лицо, недвижимый мрамор, и глаза — будто из мрамора. Мертвые глаза. Ну, так и положено Мертвым, верно?
И сам он мертвый — это ведь его глаза.
И его нет.
Ладно, об этом он давно догадывался, но вот о чем догадался только что…
— Тяжело со мной? — спросил Лаэфа, делая вместе с его шагом вперед шаг назад.
— Ты смотри! — громким шепотом восхитился Ух’эр. — Не совсем тупой!
— И давно тяжело… — еще шаг.
— Если давно тяжело, — снова шаг, — почему до сих пор держите?
Лаэф остановился. Нивен тоже. И завершил, вновь скрещивая руки на груди:
— Других вариантов нет?
Лаэф переместился мгновенно. Не шагнул, не поплыл по воздуху, просто — раз! — и оказался рядом. Размахнулся и ударил тоже молниеносно. Кулак свистнул у самого уха. Затрещал ствол дерева за спиной, полетели щепки. Нивен покосился на место удара: изморозь вокруг вмятины и бегущие во все стороны трещины. Дерево медленно накренилось.
Упало.
Нивен перевел взгляд на Лаэфа.
В собственные глаза.
— Убери остальных, брат, — прошипел Лаэф в сторону, — я хочу поговорить с глазу на глаз.
— На самом интересном! — деланно расстроился Ух'эр.
Плеснул серебряным
