– Вперед.
Так и есть – еще сорок шагов, и перед нами открывается большая палата. Колодцы. Вырубленные в камне лестницы наверх. Труха от того, что здесь было деревянного, коричневатая пыль от того, что было здесь железного, негромкий плеск подземной реки. Это она дает силу доброй половине здешних ловушек. Черные жерла ходов, уводящих вглубь горы.
Где-то я ошибся. Нет сомнений.
Где-то я напортачил.
Здесь палаты управления быть не может, здесь – склад и неиссякающая «цистерна» с водой. На вершине меоты выстроили крепость. Любопытно, никогда прежде не находили меотскую крепость столь близко от Херсонеса… В глубине горы строители расположили этот самый склад и лабиринт, скрывающий сердце боевой технэмы.
Что умеет делать технэма меотов? Да сущую ерунду. Запрудить реку или, наоборот, открыть брешь в плотине. Уничтожить мост. Обрушить скалу. Выпустить диких зверей. Выпустить засадное войско. Открыть тайный выход из крепости. А потом – всё, кончился завод. Технэма у них всегда одноразовая.
И всегда – слышите? – всегда самую опасную ловушку меоты ставили перед ходом, ведущим к палате управления. А перед палатой, где мы сейчас стоим, обнаружился всего лишь «театр теней», да пара языческих истуканов. Слабовато. Значит, все ответвления лабиринта, начинающиеся здесь, – липа. Для отвода глаз. Или, в крайнем случае, – другие склады.
Сердце боевой технэмы осталось у меня за спиной.
Что-то я пропустил.
Какая из ловушек – самая опасная?
Удар копья? Каменные шипы, вонзающиеся в ступни? Осыпь?
Нет, самым опасным был холодный звук. То, подо что мы попали чуть ли не у самого входа в технэму. На перекрестке. То, от чего у меня до сих пор разламывается голова. То, от чего у Ксении хлещет кровь. То, от чего у Аргиропула почти отключилась способность дышать. То, от чего он сейчас валяется без сознания.
А холодный звук выставлен при самом начале лабиринта. И, значит, именно там, у перекрестка, и…
Зачем они поставили копейную ловушку у глухой стены? Стало быть, там есть куда идти.
Правый первый ход!
Мы разворачиваемся, мы идем туда.
Вот она, глухая стена. И – ничего.
– Светильник ближе…
Я ползаю на четвереньках. Я осматриваю углы. Я подпрыгиваю, чтобы увидеть, нет ли какой-нибудь «говорящей» мелочи под потолком… Иногда меоты…
Так.
Так.
Какой-то темный прямоугольник. Нишка. Совсем маленькая.
Вот он, вход. До сих пор моя служба знала пять боевых технэм меотов. Эта шестая. В четырех случаях «ключом» служила каменная фигурка, служившая грузиком на «ковше», который приводил в действие цепь каменных элементов. А «ковш» прятали в нише.
Поднимаюсь на цыпочки, сую руку в нишку. Господи, хорошо бы они не утыкали «ключ» какими-нибудь дурацкими лезвиями…
Вот она, фигурка. Большая, тяжелая. Некий важный бородач с посохом в одной руке и чем-то средним между серпом и саблей – в другой. Клинописная фраза на спине у бородача.
Между тем каменные элементы тюкают друг об друга, двигаясь в недрах технэмы. Работает последовательность входа. Работает!
Справа от меня в «глухой» стене открывается лаз. Туда можно лишь проползти.
Через него мы с Лобаном проникаем внутрь невеликого покоя. Стены испещрены надписями. Истинное блаженство для тех, кто понимает толк в умерших языках!
Меоты использовали гутийскую клинопись. Но до крайности упрощенный ее извод и чрезвычайно редко. По большому счету, только в трех случаях – ради сохранения тайных знаний, в магическом ритуале и когда им требовалось изложить способ применения боевой технэмы. Мы нашли первоклассный памятник… теперь бы нам убраться отсюда живыми.
Посмотрим, что тут у нас.
Превосходно. Такие технэмы уже встречались. В пол встроены три каменных плиты с необработанной поверхностью – дабы никто не перепутал их с прочими, безопасными.
Все три приподняты над уровнем пола.
Допустим, одна была приподнята всегда. Если поставить на нее солидный груз, например… прыгнуть и надавить тяжестью человеческого тела, начнется саморазрушение технэмы. Возможно, вместе со всем лабиринтом.
Допустим, вторая – знак того, что взведены ловушки. Это понятно. Когда на вершине горы принялись сооружать дачу для Херсонесского архонта, начались осыпи и открылась пещерка. В пещерке пропала пара овец. Когда за ними явился пастушок, бедному отроку раздробило голень странным камнем, неожиданно выпавшим из свода. Староста из местной татарской деревни заглянул и тотчас связался с Херсонесом: «У нас тут, кажется, старая технэма!» Строительство, конечно, сейчас же прекратили. Херсонесская акадэмия послала своих знатоков. Те развели руками: «Не полезем! Не знаем таких технэм». Ну конечно. Разумеется. Управление Таврической фемы отправило гонца в стольный град Москов. Верховный друнгарий службы умельцев направил сюда нас. Понятно, что ловушки взвели еще строители. А может, они тут двадцать веков простояли взведенными, кто знает…
А вот то, что и третья плита приподнята, – совсем никуда не годится. Выходит, на боевом взводе стоит и сама технэма, не только ловушки. Чем она может порадовать? Мостов тут нигде нет, плотин тоже, здесь вообще с водой худо. Открыть тайный ход? Да ни в коем случае. Для этого меоты устроили бы технэму в сто раз меньше и в триста раз проще. Нет, тут другое дело. Своротить четверть горы и обрушить ее вниз, на каких-нибудь чаемых осаждающих, это – запросто. Только сейчас внизу нет нападающих. Там пять деревень. Готская, татарская, две русских и одна эллинская…
Я прыгаю на круглую плиту, заведующую ловушками. Она с мерзким скрипом опускается подо мной. Ловушки отключаются. Большой камень, заперший за нами вход в пещеру, освобождает путь.
Всё, наша работа здесь закончена.
Завтра сюда придут слуги местного архонта, намертво закрепят две других плиты. Потом явятся рабочие из Херсонеса и аккуратно разберут всё устройство сверху донизу. А мы будем только указывать и покрикивать. Мы, четверо умельцев старых технэм.
Если, конечно, Аргиропул выживет…
Мы с Лобаном выбираемся наружу. Ксения уже оттащила маленького, сухенького Аргиропула на свет Божий. Кажется, начинает приходить в себя. Дышать стал глубже. Или нет? Не могу понять.
Протягиваю фигурку бородача Ксении. Она у нас знаток умерших языков. Больше, чем я. Больше, чем целая кафедра великих умников в Московской государственной акадэмии.
Щурится. Двигает губами.
Наконец, произносит: «Царь Ярлаган, да хранят его духи предков».
Как же у меня болит голова! Смертельно болит голова.
* * *Нет икон с изображением рая. Но есть октябрь в Крыму.
Мы сидим у мола, клюющего пенную плоть моря. Содержатель винного погреба сердито поглядывает на нас.
Летний жар давно растекся по травам и камням. Что ни день, то являются металлические ветра, зябь, сырь. Крым – женщина. Благородная, кокетливая, влюбленная в поэмы, драгоценности и наряды. Летом она танцует по волнам, по горным перевалам, между лоз, в полосе прибоя… Изгибает стан, рисует перстами символы и знаки неведомой древности. На ней белая туника с багряной каймой и ожерелье из лалов и пылающего серебра. По осенней поре она бродит по дорогам и постоялым дворам, облекшись в тунику с каймою лазурной. На ней – бирюза, обрамленная тусклым золотом. Женщина Крым ищет знакомства
