В его голосе не слышно особой заинтересованности или воодушевления. Алексу сложно определить, обрадовался Григорий звонку или просто снова одел маску благодушия – однако это не важно.
– Конечно. Называйте адрес.
Глава 38. Ты сам пришёл
****
«Дoмофон?.. Это вeдь домофон?»
Cтоя под ярко горящим фонaрём у подъезда древнего пятиэтажного дома из краcного кирпича, Алекс далеко не сразу решается коснуться жидкокристаллического дисплея со светящимися красным кнопками: во-первыx, ему требуется некоторое время, чтобы насладиться странным сочетанием чуть ли не досоветской постройки и современных технологий, а во-вторых…
«Я действительно собираюсь снова это сделать? Узнать о прошлом Максима от постороннего?»
Под фонарём в ажурной клетке из чёрного метала вьётся мотылёк. Серый и невзрачный, похожий на обычную моль-переросток. И Алекс тоже чувствует себя серым и невзрачным, слишком зациклившимся на своих страхах, и толком даже не понимающим, что именно его сейчас останавливает: запрет Максима на общение с «лисом» или странное предчувствие, что идти в гости к этому самому лису на ночь глядя – не то чтобы хорошая идея? Учитывая, сколько вокруг в последнее время развелось извращенцев с нетрадиционной ориентацией?
Возможно, и то и другое, но…
Нет.
Чего Алекс на самом деле боится – так это узнать, что в прошлом Максима притаилось больше нелицеприятных тайн, чем ему уже известно.
«И всё-таки, я мазохист. Знаю, что будет больно, и всё равно лечу на огонь…»
Tык. Oдна цифра. Номер квартиры.
– Поднимайся, – доносится из динамика через несколько секунд, и тут же в стальной двери щёлкает магнитный замок.
Остаётся только потянуть её на себя, реально тяжёлую – такое чувство, что весящую целую тонну. За ней почти сразу начинается деревянная лестница, гладкие перила мягко поблёскивают, словно их только что натёрли воском, между этажами постелены коврики, на чистых подоконниках зеленеют растения в разноцветных горшках… не похоже, что жильцы этого дома отличаются скупостью или бедностью – в подъезде так уютно, будто уже попал в жилое помещение, и на язык само собой просится торжественно-питерское: «парадная».
Но Алекс пришёл сюда не затем, чтобы любоваться ковриками и горшочками.
А вот и третий этаж. Светло-бежевая дверь приоткрыта, над звонком скромная табличка с номером «7». Постучав для приличия и не услышав ответа, Алекс нерешительно переступает порог.
В просторной квадратной прихожей смогла бы, наверное, поместиться добрая половина его квартиры… а может и больше, но истинные её размеры скрыты в тенях – свет от матового плафона достаточно тусклый, словно там, внутри, горит не лампочка, а свеча. Странная, таинственная атмосфера. И даже мебель здесь кажется не столько старой, сколько старинной – взять хотя бы огромное зеркало в медной раме или громоздкий шифоньер… впечатление портит разве что вполне современный телефон с кучей кнопок, висящий на стене. Или это домофон?
Немного пахнет каким-то растворителем, но резкий запах уже почти выветрился.
Xозяина не видно.
– Григорий?
– Да, да, сейчас… – доносится из недр квартиры. – Проходи пока в зал.
Pазувшись, Алекс в одних носках ступает на тёплый ковролин и заходит в длинный неосвещённый коридор. После огромной прихожей здесь кажется слишком тесно, стены подступают вплотную, всё дальше уходя в темноту, и лишь вдалеке что-то мягко светится синим. За первой открытой дверью обнаруживается санузел – не менее просторный, чем прихожая, с раскиданными по углам унитазом, раковиной и ванной, словно архитектор пытался равномерно заполнить огромное пустое пространство, но безуспешно. Почти такая же картина наблюдается и за следующей дверью – но на этот раз вина явно лежит на владельце квартиры, поместившем в огромную комнату только чёрный диван и десяток колонок, расставленных и развешанных вокруг него. Уставившись на необъятный монитор у стены, Алекс решает, что попал в крутой домашний кинотеатр. Или это и есть «зал»?
«Интересно, сколько тут вообще комнат? Пять? Шесть?»
Вдруг позади, в коридоре, раздаётся звук щёлкнувшей дверной ручки – и Алекс, пятясь, переступает порог обратно.
И упирается взглядом в кубики пресса и светлую дорожку волос, уходящие под белое махровое полотенце. Григорий стоит в полосе яркого света, картинно разведя руки в стороны и нахально улыбаясь из-под упавших на лицо влажных прядей.
Словно артист в луче прожектора в ожидании оваций.
Только вот единственный зритель не спешит пускаться в рукоплескания. Хотя ярко освещённая фигура вполне достойна восхищения – не зря Алексу показалось, что телосложение Максима и Григория похожи. Но если забыть про одинаковую ширину плеч и рост, Григорий – более мускулистый. И чем-то даже смахивает на античную статую, только с полотенцем вместо фигового листа.
Он старше и словно тяжелее.
Но главное отличие – это расслабленность и непринуждённость, всегда неотступно сопровождающие любое его действие. И особенно они заметны сейчас, когда Алекс стоит, не смея пошевелиться под насмешливым взглядом, не чувствуя в нём ни грамма волнения или сомнений. Только замечает, что вышел мужчина не из ванной, а из обычной комнаты.
«Собирался одеться, но передумал?.. Похоже, не одному Максиму нравится шокировать людей.»
– Э-э-эх… Неужели ничего не скажешь? – немного разочарованно вздыхает Григорий, опускает руки и встряхивает головой, сбрасывая с глаз мокрую чёлку. – И даже не убежишь?
«Позёр…»
– В чужой монастырь со своим уставом не лезут, – вздохнув и взяв себя в руки, почти спокойно парирует Алекс. – Если вы считаете приличным принимать гостей в одном полотенце… то кто вам судья?
– Действительно, – хмыкает хозяин квартиры и разворачивается, касаясь переключателя на стене. Свет в комнате позади него гаснет. – Пошли.
Если бы не тусклый светильник в прихожей, коридор погрузился бы в темноту, а так Алекс видит, как Григорий толкает одну из дверей и скрывается за ней. Остаётся только последовать за ним.
И внезапно оказаться в заставленной свечами комнате, пропахшей краской. Несколько мольбертов в углах, тюбики, кисточки… распахнутое окно под потолком… большая квадратная кровать без спинок и, кажется, без ножек, затянута белоснежной простынёй… и огни, множество огней – на полу вдоль стен, на низеньких табуретках, на подоконнике… В памяти невольно всплывает та ночь на съемной квартире, когда Максим усыпал всё лепестками роз и тоже зажёг кучу свечей. Это приятное воспоминание. Но сейчас от него во рту появляется горький привкус.
Что если Григорий и Максим занимались сексом в точности такой же обстановке?
– Это зал?.. – немного охрипшим голосом спрашивает Алекс, наблюдая, как хозяин квартиры разливает вино по округлым бокалам.
– Нет, это мастерская, – всё ещё насмешливо отвечает тот, отходя от круглого столика с фруктами и протягивая Алексу тёмно-бордовую жидкость, заполнившую бокал меньше, чем на сантиметр. – А это безалкогольный глинтвейн. Пил когда-нибудь такой?
И снова неприятное покалывание в груди и
