– Извините, но я пришёл сюда не пить.
– Я знаю, – Григорий мягко улыбается. И продолжает протягивать бокал. – Но раз уж ты пришёл, составь мне компанию. Иначе у меня может пропасть настроение что-либо рассказывать.
Алекс прикусывает губу изнутри и бросает взгляд на кровать. Потом на столик с фруктами.
– Тогда… может, хотя бы пойдём в зал?
– М-м-м, – Григорий мотает головой. – Я хотел, чтобы ты меня там подождал, а потом всё равно собирался привести сюда. Это моя любимая комната.
Бокал в протянутой руке приподнимается, и Алексу приходится взять его. Честно говоря, он немного проголодался, так что совсем не отказался бы от чего-то посущественнее… поэтому обходит Григория и направляется к столику, где кроме нескольких яблок и нарезанной дыни обнаруживается деревянная доска с крупным куском сыра, от которого уже отрезали несколько ломтиков. Бесцеремонно отправив их все разом в рот и запив глинтвейном, Алекс разворачивается обратно к хозяину квартиры.
– Итак, ваше хобби – рисование?
– Живопись, – почти ласково поправляет Григорий, и выглядит он сейчас почему-то ещё довольнее и более расслабленным, чем минуту назад.
– Разве это не одно и то же? – растягивает губы в улыбке Алекс, прекрасно осознавая, что художнику вряд ли приятно слышать подобное, да ещё и произнесённое настолько саркастически. Но взгляд сам собой возвращается к мольбертам. Однако они пусты. И лишь на одном белеет чистый лист. – Когда я звонил, вы сказали, что испачкались… неужели не умеете рисовать аккуратно?
Григорий отставляет бокал на табурет с парой свечей. Улыбка на его лице сменяется задумчивым, но не раздражённым выражением. Алекс сам не знает, зачем пытался его уязвить – в этой обстановке ему сложно сохранять спокойствие и трезво мыслить. Странность витает в воздухе. Но кажется наигранной и показушной, как и маска хозяина квартиры.
– Судя по неспешному темпу беседы, заданному тобой… – наконец, тихо произносит Григорий, уронив взгляд себе под ноги, – ты никуда не торопишься… и у нас вся ночь впереди?
Алекс тоже опускает взгляд на местами заляпанный краской, а местами чуть вздувшийся паркет. И мотает головой.
– Нет.
– Тогда почему бы тебе не начать задавать свои вопросы?
Приподняв бровь, Григорий подходит к кровати и садится на неё, явно позируя. Словно из них двоих художник – Алекс, а он – всего лишь модель. Белизна полотенца и простыни оттеняет позолоченную светом сотен маленьких огней кожу и хищно перекатывающиеся под ней рельефные мышцы. И до Алекса наконец-то доходит, что это всё ему напоминает. Банальное соблазнение. Только в роли шикарной полу-одетой красотки выступает шикарный полу-одетый мужик.
Это льстит. Нет, правда.
Алекс даже вполне искренне усмехается, прислоняясь поясницей к столику и снова отпивая из бокала.
– Расскажите мне, как вы познакомились?
– С Максимкой? – Григорий прищуривается, чуть дальше отставляя руку, скользя ладонью по простыни и уводя взгляд в сторону. Вздыхает. И вновь возвращает его к Алексу. – Я уже говорил, что мы с Надеждой стажировались у Юрия Васильевича?
Алекс кивает.
– …в то время Макс учился в старшей школе. Точно не скажу – девятый или десятый класс – но не выпускной. Мы узнали о его существовании уже в первую неделю стажировки, когда Юрий Васильевич отправил Надежду забрать своего сына из участка – паршивец сбежал из дома и с компанией ниферов решил повеселиться у стен Кремля.
– Так он правда был хулиганом?
Снова вздохнув, Григорий неопределённо пожимает плечом и вдруг укладывается на кровать, подперев голову рукой. И продолжает с ещё более задумчивым взглядом, направленным куда-то сквозь Алекса:
– Он был словно щенок, озлобленный на весь мир. Нет, даже волчонок. Непримиримый, агрессивный и отказывающийся кого-либо слушать. Знаешь, обычно подростки выбирают себе кого-то авторитетом, и даже самые отвязные из них так или иначе кого-то уважают. Будь то крутоны с района или кумиры-звёзды… а этот паршивец плевать хотел на всех и вся. Я ни разу не слышал, чтобы ему нравилась какая-то музыка или фильм, или кем бы он хотел стать. И даже когда мелкий поганец на неделю пропал, а потом оказалось, что он увязался с бандой байкеров в заезд по Золотому кольцу… даже тогда причина была не в том, что его привлекают мотоциклы или романтика вечной дороги. Нет. Он просто в очередной раз решил проверить этот мир на прочность. Ну или нервы своего отца – тут как посмотреть. Конечно, трудным подросткам свойственно творить что-то безумное, на своей шкуре выясняя границы дозволенного… но Макс… казалось, он уже давно выяснил, где они, однако упёрто продолжал снова и снова их нарушать… И естественно, очень скоро и мне и моей девушке надоело мотаться по области, вытаскивая его из участков, всякого рода притонов или просто из подворотен.
– Девушкой?
– Да, мы с Надеждой тогда встречались и даже собирались пожениться после окончания стажировки.
Алекс удивлённо приподнимает брови. Точнее, они залезают на лоб сами. Чтобы скрыть замешательство, он снова разворачивается к столу и отрезает себе приличный кусок сыра. И пожёвывая его, пытается припомнить все взгляды и недомолвки адвокатши. Её явная антипатия к Григорию с самого начала казалась подозрительной и смахивала на ревность…
– Вы расстались из-за Максима? – не оборачиваясь, спрашивает Алекс.
И залпом допивает глинтвейн. После сыра во рту почему-то немного сухо.
– Признайся честно, – доносится из-за спины ленивый голос. – Ведь на самом деле тебя больше интересует не Максим, а я?
– Бред!
Алекс собирался резко повернуться, но неожиданная слабость в ногах заставляет ухватиться за край стола.
– Что за…
Григорий вскакивает и подхватывает его за плечи. И уже накренившийся стол так и не успевает опрокинуться. Алекс чувствует, как его усаживают на что-то мягкое. Кровать.
«Я точно не пьян… Какого хрена?!»
– Когда ты в последний раз нормально спал? – звучит в ушах обеспокоенный голос. Но не слишком. Нет, скорее лишь немного взволнованный. – Или нормально ел?
Поддерживающие руки холодны, словно лёд. Алекс ёжится… и вдруг оказывается уложенным на спину. Попытка отпихнуть от себя склонившегося сверху мужчину оборачивается ничем. Руки и ноги почему-то отказываются повиноваться. Словно их отключили за неуплату. Даже губы не желают шевелиться и что-либо произносить. С ужасом глядя в голубые, внимательно рассматривающие его глаза, Алекс медленно осознаёт: это всё было ловушкой – и предложение ответить на любые вопросы, и непринуждённый, якобы незаинтересованный тон… и показушная несерьёзность.
«Он что-то добавил в сыр?.. Нет, скорее в вино…»
– М-м-м, – Григорий закусывает губу. – Слишком быстро… Малыш, не бойся, это всего лишь мышечный релаксант. Но судя по скорости, с которой он подействовал, ты совсем
