Честно говоря, Максим понятия не имеет, как зовут чела, с котором он с полудня соревнуется, проходя Марио на максимальной скорости, впрочем, как и зачем это делает… Вообще, в последнее время такие вопросы, как: «почему?» и «зачем?» – перестали что-то для него значить.
A ведь Максиму всего двадцать два – и тем не менее, жизнь уже успела преподнести ему тонну сюрпризов. А потом надоесть. У него даже появилось желание, чтобы всё это оказалось игрой с доступной кнопкой «ВЫХОД». Но раз такой нет… можно попробовать дисконектнуться и своими силами – только вот, что если второй попытки не будет? И вообще больше ничего и никогда?
– Х-ха-а-а… – проносится по комнате посторонний вздох. – Может, тёлок вызовем?
– Чем тебе в ванной не тёлка?
– Пф!
Пирсингованый косится на проём двери, из-за которого доносятся звуки веселья и траха, потом возвращается к дивану и плюхается рядом с Максом, вытянув длинные ноги и закинув руки за голову.
– Что, уже надоело? – даже не глядя на него, спрашивает Максим, продолжая мягко, но быстро и точно нажимать на гладкие, чуть вогнутые кнопки джойстика.
– Хочу жаренной курочки, – жалобно отзывается пирсингованый, наблюдая за его игрой. – Горячей, сочной, визжащей, и чтобы жарить её, и жарить, и жарить… м-м-м…
Он даже губы облизывает. Как раз прошедший до конца уровень, Максим окидывает его с ног до головы равнодушным взглядом:
– Сходи и купи.
– У меня денег нет… займи, а?
– С фига ли?
– Ну тебе жалко, что ли, Максон? Всё равно папочка отстегнёт, сколько попросишь…
Улыбка возвращается на губы Максима. Склонив голову к плечу, он ещё раз, уже внимательнее, осматривает парня, чьего имени так не смог вспомнить. И останавливает взгляд на кольце в его нижней губе.
– Отсосёшь?
– М-м-м… э-э-э… – пирсингованая бровь выгибается самым жалким образом. – Разве мы не друзья?
– Хм-м… так, значит, отсосёшь?
Максим повторят вопрос, не меняя тона, только на этот раз что-то в его лице вынуждает попрошайку вскочить с дивана.
– Хей, ты за кого меня принимаешь, Максон? Я нормальный!
– А ты меня за кого? За доильную корову?
– Э-э-э, нет… конечно, нет! Просто я подумал, что раз уж ты был так щедр в последние дни, от одной курочки у тебя в кошельке не сильно убудет…
– Щедр? Я?
Взгляд всё нерешительно пятящегося парня прилипает к башне из ящиков, заполненных пустыми пивными бутылками, а после снова переносится к дверному проёму.
– Ах, это…
У Максима нет слов: это на какой же помойке надо родиться, чтобы принять настолько незначительные траты за «щедрость»? Да, он прикупил им жратвы, бухла и дури, но вовсе не для того, чтобы взять на вечное иждивение.
Впрочем, веселье тянется уже несколько дней… пора с ним заканчивать.
Когда Максим поднимается с дивана, пирсингованый вздрагивает, но тут же замирает под его взглядом. И без того бледный и осунувшийся, он ещё больше бледнеет… хотя, учитывая преобладающий оттенок в цвете лица, скорее «сереет».
Максим проходит мимо него.
И заглядывает в ванную. Тут во всю развлекаются ещё трое. Сыро и душно… На полке под зеркалом и в раковине – скопление тонких шприцов и пока не подошедший к концу запас кристаллического порошка – «винта». Именно из-за него эти объебосы и способны часами растрахивать зад уже очумевшего от бесконечного «марафона» дрыща, не зная усталости и даже не нуждаясь во сне. Но на долго ли их ещё хватит? На сутки? Пару часов?
Сами они вряд ли осознают, насколько истощены, чтобы остановиться, а возиться с вызовом скорой для кучки обдолбавшегося мусора хочется не особо.
Самое время поставить жирную точку в затянувшемся веселье.
Максим неспешно натягивает презерватив. И пристраивается к торчку, неистово долбящемуся в дрыща в ванной. Естественно, торчок пытается возразить, но поднятая с пола и приставленная к рёбрам розочка от разбитой бутылки заставляет его как минимум задуматься о своём поведении. На самом деле, Максиму не составило бы труда удержать этого торчка силой, даже не будь тот уже на последнем издыхании от «марафона», но зато теперь у парочки его дружков, ждущих своей очереди и ещё ничего не заметивших, получается заподозрить что-то неладное: по крайней мере, один из них – тот, что сложил ноги на костлявую спину жертвы утех – понемногу перестаёт ржать, с удивлением разглядывая Максима и своего друга, каким-то образом оказавшегося в роли бутербродной начинки.
– Максон? – тупо спрашивает он, пытаясь встать.
…и тут же поднимает кучу брызг, съезжая в воду по горло.
При этом снося нижнюю часть «бутерброда» к покатому концу ванны.
И буквально насаживая своего другана на стеклянную розочку.
Не поверни Максим запястье – на пояснице прогнувшегося под ним парня остался бы отнюдь не порез. Но зато именно в этот момент ему удаётся до конца пропихнуть свой член в его вдруг раскрывшееся очко.
– Какого хуя?… Что ты, блять, творишь?!
Третий отталкивается от стены и забыв о своей прямой обязанности – следить, чтобы дрыщ не утоп – с угрожающим видом почти налетает на Максима… но в последний момент поскальзывается на мокром полу.
Вероятно, благодаря чьей-то подножке.
Причём этот кто-то поднимает ногу и с размаха опускает пятку шлёпнувшемуся на рёбра.
«О, так даже удобнее!»
Приятная неожиданность – случайно найти такой кайфовый угол входа! Максим выкидывает «розочку» и ускоряется, втрахивая торчка в зад нижнего элемента их инсталляции… кстати, уже довольно долго погружённого в грязную воду. Но никому нет до него дела, пока один объебавшийся «винтом» марафонец сжимается под Максимом, второй никак не может выбраться из скользкой ванной, а третий корчится на полу в роли подставки для ноги.
Однако Максим быстро кончает. Даже слишком быстро. А всё потому, что сам он уже давно не принимал никакой дури, и его ощущения от проникновения в сжатый зад ничем не приукрашены и не замутнены, к тому же… да, он заранее немного завёлся. Иначе зачем бы вообще стал снимать штаны?
Высвободив член и брезгливо стащив презерватив, метким броском Максим отправляет его в унитаз, переступает через торчка на полу, на этот раз как следует наступив на него, и наконец-то выдёргивает из воды двух всё ещё сцепленных парней, нижний из которых уже не подаёт признаков жизни, а другой первым делом хватается за свою спину, размазывая кровь.
– Му-му-му-му-му-му-муд…
У заики никак не получается произнести слово до конца. Кажется, это слово: «мудила».
Максим хмыкает и отступает назад в коридор.
Торчок-заика порывается кинуться за ним, но небрежный пинок в живот, больше похожий на лёгкий толчок, уже отправляет возмущённого объебоса искупаться. Его едва успевший вылезти из ванны друг зачем-то бросается к раковине… и вот уже идёт
