Мы те же. Или нет? А может быть, от нас остались только мысли и чувства – мириады почти неуловимых энергетических линий, всего лишь информационный набор и нас самих уже давно нет, сохранились только данные, какими мы были когда-то. Наверное, в отделе души предельно точно ответили бы на этот вопрос.
– Еще раз привет, Парва.
Она торопливо помахала мне ладошкой и, прихватив за локоть, потащила за собой:
– Быстрее шевелись, не то все места займут.
Мы вошли в зал, которому нет границ, но количество мест в нем конечно. Так нужно, и не надо спрашивать меня, кому и зачем. Мы принимаем тут пищу (ритуал), общаемся, спорим. И даже назначаем свидания. Свидания. Нам по-прежнему не хватает тепла друг друга. И пугает одиночество. Может быть, потому, что по нашим меркам мы еще слишком юны? Всего лишь вторая ступень обучения. Которой отвели место в песочнице одной планеты. Для чего? Показать, годны ли мы на что-то большее. Кому? Нашим наставникам. Что будет дальше, после окончания курса? Не знаю, меня и самого пугает данный вопрос. Наверное, это свойство разума, той искры, которая хоть и неуловима, но управляет всем сущим – бояться будущего. Так опасливо смотрели в темное звездное небо наши предки, так будет замирать сердце у наших потомков, тех, кого создадим уже мы. Для чего всё? Вас (неважно, кого именно) данный вопрос будет занимать в течение всего вашего существования.
А знаете, для чего еда и столовая? Это цикл. Круг взаимопревращений, в котором каждая точка является одновременно стартом и финишем. Нам не дают об этом забыть. Разуму нельзя отрываться от материальной основы, иначе он пропал. Поэтому на наших тарелках еда.
Не успели мы с Парвати присесть, как к нам за стол порывисто плюхнулся Апсу с целым подносом яств. Настроение у магистра водных течений было приподнятым, еле сдерживаемая улыбка наползала на ярко-красные губы.
– Куб, спасибо тебе, дружище, – воскликнул он. – Задумка с Гольфстримом уже оценена и утверждена. Островок получился на загляденье. Сплошные ледники. Стопроцентный терморегулятор. Наверное, его так и назовут – Ледяная земля, без вариантов. И знаешь что, – он заговорщицки понизил голос, – мне за это кое-что обещано… По профилю работы.
– Ой, поздравляю! – Парва захлопала в ладоши. – Значит, ты тоже попал в число идолов?
– Угу. Буду божеством подводных потоков.
– Ох, ты! У них и такие есть?
Апсу важно кивнул, но потом комично пожал плечами:
– Цивилизация, правда, вымрет. Не доживет до технической эры. Но хоть так…
– Похоже, только мне суждено остаться вне мифологии, – произнес я с невольной горечью.
– Почему только тебе? – хихикнул Апсу. – Этим ребятам тоже ничего не светит.
Он кивнул в сторону создателей микромира. Пятый курс – творцы атомов, художники электронов и маэстро кварков обедали, как всегда, обособленно и занимали сектор, который едва можно было обозреть. Как обычно, оттуда не доносилось громких речей или бурных проявлений эмоций. Их профессиональный имидж – спокойствие, их внутренний ориентир – сосредоточенность, их цель – точный расчет. Им нравится считать себя основой. Они копают все глубже, благо никто не ставит ограничений. Краем уха я слышал, что их проекты на своем уровне, точь-в-точь повторяющие наши. Протон – Солнце, электроны – планеты со своими орбитами, а дальше дело за малым – тем, что мы называем жизнью. Когда-нибудь их шайку накроют, если только это – не часть утвержденного кем-то плана, а может быть, так рождаются витки бытия? Мы уже просчитываем микромир, но кто в свое время просчитал нас? Вот еще один вопрос, на который ни один из нас не знает ответа, потому что, вопреки мнению потомков, мы отнюдь не всеведущи. И даже не всемогущи, хотя уже вплотную подошли к подобному определению. Парвати ласково погладила меня по руке.
– Не переживай, Куб. Закончишь медведя, дадут что-то более интересное.
– Конечно, Куб, – подхватил Апсу. – Обещаю, я замолвлю за тебя словечко кому следует.
Если микроформисты сидели тихо, то с другого боку от нас шел громогласный спор. То конструкторы этносов, третий курс, в очередной раз рубились на тему, что должно стать основным двигателем цивилизации проекта. Каждый из них давно получил «увековечивание», на них оборачивались, им завидовали. Может, поэтому они вели себя столь вызывающе? Тоже мне – элита! Румяный здоровяк Один встал в полный рост и доказывал Гаутаме, что толкателем прогресса может быть исключительно война. Гаутама стоял за духовные практики, а Мааших тихо и монотонно вещал о пользе торговли. В их дискуссию неожиданно влез подошедший Иш Таб и сделал смелое заявление о том, что в стремлении к войне первопричиной должен быть не принцип сильной руки, как считал Один, и не религиозные заветы, как полагал Махмуд, а инстинкт территориальности.
– Да что тебя слушать, – грубо прервал его Один. – Твоих поклонников все равно истребят под корень завоеватели. Одни храмы да наскальные надписи останутся. Ну и календарь еще.
Парвати осуждающе поджала губки. Положительно, этот Один настолько вжился в героическую роль божества северных народов, что уже не желал выходить из нее даже в столовой. А я вздохнул. Конструкторы своего добились, а мне еще предстояло это сделать. Создать нечто по-настоящему гармоничное. Хотя бы, как то же гниение.
Моя бывшая провела рукой, словно хотела свернуть все пространство вокруг в рулон. В ее глазах я увидел жалость.
– Неужели люди будут пытаться объяснить все каким-то естественным путем? Анубис предсказал мне в личном сообщении, что большинство из них уверует в высший разум, но часть вполне удовольствуется эволюционной теорией. Подумать только! Миллиарды сложнейших закономерностей и взаимосвязей. Они найдут лишь толику из них, потому что Дао оставил им всего-то девять чувств, но тем не менее! Как можно допустить даже мысль о том, что материя и пространство вокруг возникли стихийно, хаотично и без всяких предварительных расчетов? Маниту вложил в их тела трансмутацию изотопов, оставил очередную подсказку, но когда они еще до нее докопаются…
– Вдруг, откуда ни возьмись, возникла
