Три дня Олег погружался в историю шутов и скоморохов. Перед ним калейдоскопом мелькали жуткие гримасы на стенах соборов, старинные гравюры, пёстрые лубки, картины средневековых художников. Пугали жуткие скоморошьи маски-«хари» из бересты и кожи, добытые археологами. Живи Олег в те далёкие времена, он от одного вида такой «хари» язык бы проглотил. За эти три дня Олег стал подозревать, что Земля принадлежит не людям, а клоунам. Также он всё твёрже убеждался в том, что люди и клоуны – совершенно разные виды, возможно враждебные, которые могли уживаться до поры. Но теперь всё меняется – клоуны снова начали нападать.
Страх всё сильнее вгрызался в Олега, добираясь холодными щупальцами до самой его сердцевины – до подсознания, где с детства таилась забытая, но не остывшая тревога. Олег стал мнительным. Возвращаясь из магазина, куда вынужден был отлучаться за продуктами, он был уверен, что в квартире за время его отсутствия стали появляться следы пудры и тонального крема. Он пытался убедить себя, что сам занёс эту грязь – какую-нибудь побелку с шпатлёвкой. Мало ли кто в подъезде ремонт затеял. Однако изнутри пискляво тянул страх: «Пудра, пудра! Клоуны, клоуны!». Олег понимал, что так недалеко и до безумия, а потому обрадовался, получив эсэмэску от Генки. Тот предложил встретиться на набережной. Что-то срочное. Олегу было всё равно что – лишь бы забыть на время об этих шутах и паяцах.
Генка пришёл на место вовремя, но сразу удивил и даже слегка напугал Олега своим вопросом:
– Привет, ну чего звал?
– В смысле? Я от тебя эсэмэску получил. Думал, что-то срочное.
– Стоп. Это мне твоё сообщение пришло. Какого чёрта?
Друзья минуту с удивлением озирались и, наконец, их взгляд привлекло кое-что, вызвавшее сразу и подозрения, и давшее ответы на многие вопросы. Вдоль по набережной в их сторону уверенно шагали два мима. Они выглядели именно так, как все привыкли видеть их в фильмах – карикатурные французские морячки, крикливо загримированные, в беретах и брючатах-клёш. С учётом прохладной погоды, тельняшки были натянуты поверх толстых свитеров, что делало внешность мимов ещё нелепей. Они шли, на ходу надувая длинные тонкие шарики, из которых обычно клоуны на праздниках плетут фигурки различных собачек и овечек.
Будто невзначай заметив онемевших Олега с Генкой, мимы остановились напротив и, не переставая гримасничать, принялись что-то плести из шариков. Всё это сопровождалось чудовищным скрипом мокрой резины. Олег где-то читал, что этот звук так омерзителен человеку, потому что его животное, подсознательное начало распознаёт в нём предсмертный вопль диких предков-обезьян. Этот писк и в самом деле заставлял стискивать зубы и вздрагивать, чтобы стряхнуть с себя сыпь из колючих мурашек.
– Эй, нет, нет – идите дальше. Нас ваши фокусы не интересуют, – брезгливо и с плохо скрытым волнением попытался отмахнуться от навязчивых комедиантов Олег. Однако мимы довольно умело изобразили не только немоту, но и глухоту, не обратив на его слова совершенно никакого внимания. Они продолжили кривляться и скрипеть шариками, пока, наконец, не протянули в сторону друзей сплетённое из дутой резины нечто, отдалённо похожее на короткий меч или на перевёрнутый крест с набалдашниками на концах, или на…
– Ах ты ж! Ну, держись, падла, – Олег замахнулся, чтобы как следует впечатать кулак в напудренную морду. Но ударить не успел. Он не успел даже подумать, что сделает с оскорбительным шариком, когда их оглушил визг тормозов за спиной, и чьи-то жёсткие ладони крепко стиснули запястья. Друзьям лихо заломали руки и втолкнули в тёмное нутро фургона. Зарычал мотор, пол под ногами дёрнулся, и Олег рухнул на колени, застонав от боли в вывернутых суставах. Характерно хрустнув, холодной змейкой сдавили запястья клешни наручников. Олег попытался встать, но понял, что наручники держат его возле дрожащего пола, прочно за что-то зацепленные. Генкины ругательства говорили о том, что тот находится в не лучшем положении.
Олег хотел подбодрить товарища, но урчащую тьму фургона вспорол омерзительно резкий, издевательский крик:
– Пррривеэээт! – на последнем звуке голос сорвался на какой-то мышиный писк. Незримый крикун закашлялся и уже нормальным голосом прокричал, грохоча кулаком в стену фургона:
– Эй, черти, кому надо вставить, чтобы тут свет включили?
И свет включили – в углу, под самой крышей загорелась слабенькая лампочка. Олег вздрогнул, увидев напротив, на откидной скамье, трёх огромных мужиков в одинаковых костюмах Петрушки. А у той стенки, что была ближе к кабине, гордо восседал толстый клоун в парике, больше похожем на старую мочалку. Скорчив гримасу, ряженый толстяк тут же опять напустил на себя важности, которая, впрочем, смотрелась комичней кривляний. Олег вдруг с запозданием понял, что глупо ухмыляется, и в его положении это было не лучшим способом проявить эмоции. Однако, и сами обстоятельства, в которых они с Генкой очутились, вряд ли можно считать нормальными. Клоун заговорил каким-то обычным, даже усталым голосом:
– Вы посмотрите – ему весело. Догадываетесь, за что здесь оказались?
Генка тут же отозвался:
– Мужики, ваш сам на меня напал. Я только защищался. Ну, не рассчитал немного, извините.
Толстяк вяло отмахнулся:
– Я не про это. Вы увидели то, что знать никому не положено. И не надо мне говорить, что ничего не заметили или всё сразу забыли. Наши ребята потом следили за вами. В твоём компьютере пошарили, – клоун ткнул пальцем в сторону Олега. Тот сразу вспомнил следы пудры и грима в комнате. Толстяк продолжил:
– Историю браузера надо чистить. А теперь мы знаем, чем ты все эти дни интересовался. Так я готов твоё любопытство удовлетворить, – клоун с оханьем склонился к стоявшему в ногах ведру, вытащил из него полотенце, отжал лишнюю воду и начал стирать грим. Друзья снова увидели серую кожу, провал вместо носа и огромные глаза без зрачков – примерно так в журналах и комиксах изображают пришельцев.
Уродливый толстяк стянул парик, открыв лысую макушку цвета пыльного асфальта, и выдержал паузу, чтобы дать пленникам возможность осознать увиденное. Вывод напрашивался только один, и Олег озвучил его, исполнившись какой-то отчаянной храбрости, замешанной на предчувствии неотвратимой расправы.
– Ловко – маскироваться под клоунов. Значит, хотите завоевать
