Самая страшная книга 2020
Сборник рассказов
© Авторы, текст, 2019
© А. А. Прокопович, составление, 2019
© Е. Эллер, иллюстрация на обложке, 2019
© ООО «Издательство АСТ», 2019
* * *Привет читатель!
Я хочу сыграть с тобой в игру
Это звучит как описание фильма ужасов вроде «Пилы» или «13 заданий», но это не выдумка. Это реальность.
Каждый год группа незнакомцев собирается в одном месте и в одно время. Люди разного пола, возраста, профессий. Из разных городов и даже стран… Что их объединяет?
Желание испытать страх.
По большому счету это объединяет всех нас, поклонников хоррор-литературы, испокон веков. Еще в 1805 году князь Шаликов писал о том, какое удовольствие доставляют ему «…привидения, пещеры, кладбища» в готических романах – «потому что пугают, а страх сего рода заключает в себе что-то приятное». О том же твердили читатели – современники Брэма Стокера (среди которых мы найдем и русских поэтов Валерия Брюсова и Александра Блока), восхищавшиеся его «Дракулой». Про то же самое «наслаждение страхом» пишет один из столпов жанра, Г. Ф. Лавкрафт, в своем эссе «Сверхъестественный ужас в литературе».
Сегодня к этому хору воспевающих ужас голосов присоединяются авторы, исследователи и читатели русского хоррора.
В том числе и те два-три десятка читателей-незнакомцев, которые участвуют в создании ежегодных антологий «Самая страшная книга».
Любая литература не может существовать без читателей, и литература ужасов тоже. Но в случае с ежегодниками «Самая страшная книга» эта взаимосвязь находит себе наиболее уникальное и ощутимое применение.
Каждый год многие авторы, желающие пробиться в нашу антологию, присылают сотни текстов, многие из которых ужасны в самом худшем смысле этого слова, но всякий раз находятся среди них и такие истории, от которых мурашки бегут по коже и кровь стынет там, где она обычно стынет.
Благодаря желающим испытать страх незнакомцам эти истории издают, эти рассказы читают тысячи людей.
И каждый год мы говорим спасибо нашим незнакомцам, но обычно где-то на последних страницах антологии.
В этот раз мне захотелось прервать традицию и назвать их всех поименно уже в самом начале:
Анастасия Добрынина (Москва)
Мария Семенова (Томск)
Оксана Андреева (Краснодар)
Дмитрий Иванов (Республика Марий Эл)
Лидия Балабан (Калининград)
Анастасия Колокольчикова (Домодедово)
Дмитрий Иванов (Нижний Новгород)
Сергей Филиппов (Тюмень)
Мария Никитина (Балашиха)
Татьяна Хаданович (Минск, Белоруссия)
Ксения Бахметьева (Самара)
Дмитрий Прокофьев (Санкт-Петербург)
Татьяна Иванова (Тюмень)
Анастасия Асмаловская (Краснодар)
Дмитрий Карманов (Санкт-Петербург)
Евгения Зобнина (Москва)
Татьяна Рыбалко (Санкт-Петербург)
Николай Чекмарев (пос. Хвойная, Новгородская обл.)
Сергей Никонов (Кишинев, Молдавия)
Павел Орловский (Домодедово)
Елена Немчинова (Миасс)
Все они заслужили наши благодарности своим трудом – они и другие, те, кто участвовал в создании предыдущих «страшных книг».
Некоторые из этих замечательных людей помогают нам уже не первый год. Кого-то мы уже знаем лично – виделись на одной из встреч с читателями – или скоро узнаем – например, на Самом страшном фестивале, что с недавних пор устраиваем на Хеллоуин. Некоторые из наших незнакомцев заглядывают к нам на сайт horrorbook.ru или в нашу группу Вконтакте (она так и называется – «Самая страшная книга»).
Но знаете что?
Мы всегда открыты для новых читателей! Всегда рады новобранцам в нашей «армии тьмы».
Так что заходите на наши ресурсы, пишите нам – если хотите испытать старый добрый страх.
И пусть это звучит, как слоган фильма ужасов, – в конце концов так и должно быть.
Слышишь, читатель?..
Я, «Самая страшная книга», хочу сыграть с тобой в игру.
Максим Кабир
Исцеление
Кухня была крошечной, под стать хозяйке, и такой же захудалой и неухоженной. Отслоившаяся побелка, паутина в углах, рыжий таракан, обосновавшийся на допотопной газовой колонке. Журналистка оперлась о стол, но сразу убрала руки: ладони липли к клеенке. И куда бы гостья ни смещала взор, всюду бросались в глаза признаки упадка, хвори: пятна, сигаретные метки, прусаки, венозные ноги хозяйки, дырявые тапочки.
Пахло подгоревшей едой, кошачьей мочой и окурками. Алле Вольновой хотелось выйти на улицу, глотнуть декабрьского воздуха, но она напомнила себе о цели визита. Выдавила вежливую улыбку.
На столе шелестел пленкой кассетный диктофон. За окнами перемещались снежные массы, словно кто-то размахивал белым полотнищем, и вырисовывались коптящие трубы комбината.
Катерина Тюрина прижала к животу фотографию в рамке, как щитом огородилась. Единственный достоверный портрет Соломона Волкова, зернистый снимок, иллюстрировавший статью трехлетней давности «Мессия или лжепророк?».
– Может, все-таки чаю? – снова предложила Тюрина.
Выстроившиеся у мойки стаканы были черны от налета. Алла тактично отказалась.
– О чем бишь я? – Тюрина потеряла нить повествования.
– О врачах, – помогла гостья.
– Врачи, – глаза женщины затуманились, – врачи давали нам от силы год. Говорили в Москву езжать, но откуда у нас деньги на Москву? Муж ушел, пропойца. Я милостыню просила возле универмага, час просила, другой, потом так стыдно стало, хоть режь меня. Эх, – она вытерла со щеки слезинку. – Острый лимфобластный лейкоз. В костном мозге живет, и по крови, по крови распространяется, органы кушает.
Алла зацепилась мыслями за предыдущую фразу Тюриной, про мужа. Слегка мотнула головой, стряхивая неприятные образы.
– Доктор сказал, – продолжала Тюрина, – эта болезнь составляет тридцать процентов всех случаев онкологических диагнозов. Вы представляете, сколько деток она забрала? Сколько матерей через ад прошли?
Тюрина посмотрела на фотографию, и взгляд немедленно потеплел. Так верующие смотрят на иконы.
– Волков был нашим последним шансом.
– А как вы узнали про него? – спросила Алла.
– Добрые люди сообщили. Мир слухами полнится, верно? Лешка мой в школу уже не ходил, не мог. Синий был весь, синяки по телу ни от чего. Кровь из носа… Ну и поехали мы, оно же недалеко, рукой подать. Взяли и поехали.
Женщина, как младенца, баюкала черно-белое фото, вырезанное из спекулятивной, канувшей в небытие газетенки, любовно обрамленное дешевенькими пластмассовыми планочками.
Порывы ветра заставляли стекла дребезжать. Тараканы курсировали по сальным бокам холодильника.
– Волков лично разговаривал с вами?
– Он не разговаривал. Только улыбнулся Лешке – знаете, как вот замерзнуть сильно-сильно, а дома в горячую воду залезть – вот так сделалось от его улыбки. И я поверила – сразу, – что все истина.
– Что – истина? – вскинула бровь Алла.
– У вас самой дети есть?
Вопрос не ранил. Почти. И полуправда далась легко, заученно.
– Дочь.
– Вы понимаете, каково это – мысленно хоронить свое дитя?
Алла почувствовала головокружение раньше, чем мозг изобразил черную прожорливую яму среди крестов и надгробий. Рука легла на грязную клеенку, удержаться, не рухнуть с колченогого стула. Но приступ миновал; так волна окатывает берег и отступает, чтобы обязательно вернуться вскоре.
Тюрина ничего не заметила. Выудив из мятой пачки сигарету, она прикуривала от зажженной конфорки.
– Пять лет прошло, а будто вчера было. Палаты, лекарства. Каждую ночь вскакивала, подносила зеркальце к его носику: не умер ли? – Она затянулась, выпустила дым в облезлый потолок. – Со мной на остров женщина плыла, разыщите ее. Нина Рогачевская, ей диагноз поставили: деформация матки, бесплодие. Мы обменялись адресами, она мне письмо написала через три месяца, что ляльку ждет. – Тюрина сбила пепел в мойку. – Мы потом говорили, на обратном пути. Я спросила: а он действительно… действительно ли Волков светился, или мне померещилось в дыму? И Нина подтвердила: светился.
– В каком смысле? – Алла прищурилась.
– В волшебном, – сказала Тюрина.
Перебивая, хлопнула дверь, сквозняк вторгся в квартиру, затрепетали занавески.
– Привет, мам, – на пороге
