был русским моряком, а мать уроженкой Хоккайдо, но отчего-то он считал себя айном – эта таинственная народность жила на островах у Тихого океана еще до японцев, и последние из айнов давно ассимилировались, что не мешало Василию Ивановичу выпендриваться на переписи населения при указании национальности.

– Родька? – фельдшер, маленький, сутулый, с восточным узкоглазым лицом, изрядно поседевший, попятился, затем подошел и осторожно обнял Родиона. Одна ладонь у него была плотно замотана грязноватым бинтом. – Тамара, ты только глянь! Это же Родька Романов! Ты надолго? Нет? Батину могилу приехал навестить?

Из кабинета вышла Тамара, молодящаяся вдова, бессменная продавщица одного из продуктовых магазинчиков, в школьные времена Родион иногда выклянчивал у нее шоколадки в долг. Шея у нее была в бандаже. Женщина растянула в улыбке пухлые, отчаянно намазанные кроваво-красным губы:

– Видный мужик из тебя получился. Женат?

– Да так… – Родион неопределенно повел плечами. Рассказывать о своих проблемах он тут никому не собирался.

– Поняяяятно, – Тамара визгливо захохотала и сняла с вешалки дождевик. – Ну, как накобелируешься – может, меня замуж возьмешь?

– Тебя теперь сам черт замуж не возьмет, – пробурчал Василий Иванович, закрывая за женщиной дверь. – Родька, проходи. У меня коньяк есть, будешь?

– Нет, извините. Не пью. Совсем. Что у вас с рукой?

– На «централке» споткнулся, – ответил фельдшер. – Сам видишь, какие у нас тут дороги. И ремонтировать некому. Слышал, ты на врача пошел учиться? И как? Институт закончил?

– Давно. Хирургом работаю, – вымученно улыбнулся Родион.

– Ух ты. Молодец. Человеческие жизни, значит, спасаешь.

– Я пластический хирург.

– А, это по части силиконовых сисек?

– Это по части коррекции черт лица. – Родион поспешил сменить тему. – Я к вам вот по какому вопросу. Мы со знакомым приехали фоторепортаж о поселке делать. Зашли в «заброшки», а там… – Родион пролистал несколько снимков на смартфоне, повернув экран к фельдшеру. – Мы чуть мозги не вывихнули, пытаясь понять, что это. Вы случайно не знаете, кто и зачем мог это сделать?

Василий Иванович глядел на экран телефона, как загипнотизированный. Вдруг резко сказал:

– Не ходите туда больше!

– Все только твердят: «не ходите-не ходите». Хоть бы объяснили, что там происходит.

Фельдшер помолчал.

– Объяснить я тебе ничего не сумею. Расскажу одну байку, сам решай, верить или нет. У нас считается, что в тех домах теперь новые жильцы живут.

– Какие еще жильцы?

– Те, что из расщелины. Видел трещину на въезде в поселок? Ну вот… Как тут пару лет назад все тряхнуло – так земля лопнула аж до самых своих кишок. А там, по древним поверьям, много кто живет. Теперь они вместе с паром выходят на поверхность и селятся рядом с нами. Если их не беспокоить – не вредят. Живут себе тихо, обустраиваются потихоньку…

Родион наконец-то заметил, что Василий Иванович пьян до мелкой трясучки, до змия, до белочки. И странная его заторможенность, и дикие истории – всего-навсего проявления глубочайшего, как Тихий океан, алкогольного психоза. В полумраке приемного кабинета не сразу были заметны ряды пустых водочных бутылок под столом и непочатых – на тумбочке рядом с раковиной.

– Может, ахнем все-таки по маленькой?

– Нет, спасибо. Мне пора идти. До свидания.

В дверях медпункта Родион столкнулся с мальчишкой.

– Василиваныч, я занозу посадил! Здоровенную! Как бревно! Мамка сказала к вам пойти…

В сумрачном освещении Родиону показалось, будто кожа у мальчика странного, крайне нездорового темно-багрового, мясного оттенка.

– А ну-ка стой!

Но мальчишка шустро вывернулся с неожиданной силой. Родион так и не понял, почудилось или нет.

Спалось очень скверно. То и дело Родион, вздрагивая, выныривал из рваной поверхностной дремы и дико таращился в почти абсолютную тьму с темно-серым прямоугольником окна, пытаясь разобрать, не проросли ли стены шипами, не опустился ли потолок, не сузился ли дверной проем до узкой щели. А снились ему бесконечные бетонные лабиринты, из которых не было выхода, потому что дверями и окнами там служили крошечные отверстия. И что-то там постоянно ходило за спиной, дышало в затылок смрадом и морозным воздухом – будто открыли холодильник в секции с гнилыми трупами.

Под самое утро он наконец отключился намертво и проспал до начала двенадцатого. Увидев цифры часов на экране телефона, вскочил. Кости не было – как сказал хозяин квартиры, тот спозаранку побежал снимать кадры с проглянувшим в тумане солнцем и с тех пор не возвращался. Военный пенсионер снова сидел на кухне, чуть ли не в той же позе, что вчера, будто манекен, и нога его по сравнению со вчерашним распухла еще больше, натягивая ткань штанины. «Надо бы хоть глянуть, что у него с ногой, врач ты или кто», – подумал Родион, но сейчас его куда сильнее беспокоило отсутствие Кости. Как бы тот в своей охоте за эффектными кадрами в «заброшки» не сунулся.

При одной мысли о Косте и «заброшках» Родиону будто вылили на макушку стакан ледяной воды – медленно, тонкой струйкой. Он слишком хорошо знал это ощущение. Так давало о себе знать иррациональное предвестие чего-то непоправимого. Именно так Родион себя чувствовал, когда в последний раз виделся с отцом. И так же – когда в кабинет вошла та пациентка…

Она была изумительно, почти потусторонне красива. Отец у нее был крупным финансовым воротилой с труднопроизносимой кавказской фамилией, мать – русской, и две национальности смешались в ней ровно в той пропорции, чтобы выдать истинное чудо – с тонким фарфоровым глазастым лицом, смоляными волосами, безукоризненным удлиненным аристократическим носом с горбинкой. Именно этот прекрасный нос она хотела переделать в коротенький крохотный пятачок какой-то популярной певички. На первом приеме Родион отговаривал ее как только мог. Исчерпав все аргументы, сказал: «Вы же настоящая пери!» Бедная дурочка, вряд ли читавшая что-либо, кроме тегов Инстаграма на своем айфоне, она не знала, кто такие пери.

Вот тогда Родиона взял азарт, растоптавший слабое предчувствие. Такого вызова в его практике еще не попадалось. Устроить соревнование с самой природой, уже создавшей идеал красоты и гармонии. Перекроить абсолютное совершенство в нечто еще более совершенное. И уже на первичной консультации, при проведении цифрового моделирования, он понял, что сумеет это сделать. Пятачок певички был, разумеется, отменен в пользу точеного европейского носика.

Операция прошла великолепно, результатом Родион мог гордиться: да, это было совершенство, не только по форме, но и по функциональным улучшениям – безупречные линии, легкое дыхание.

Но после операции девушка не пришла в сознание и умерла спустя неделю в городской клинической больнице.

…Родион выбежал на улицу и понесся к «заброшкам». Утреннее солнце давно поглотил туман, белесая мгла студенистым куполом поднималась со стороны расщелины и расползалась по поселку разлохмаченными щупальцами. Родиону мельком припомнилось, как фельдшер Василий Иванович однажды рассказывал, будто название острова переводится с айнского как «медуза», или «земля медузы». Отчего так? Кто теперь знает. Не сказать, что медуз было особенно много в здешних водах: не больше, чем у других островов Курил.

– Костя! Да ешкин дрын… Костя!!!

У «заброшек» Родион стал звать молодого журналиста, изо всех сил драть глотку.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату