Дагда кивнул.
– Вижу, что теперь у тебя есть меч.
Я положил руку на серебряный эфес.
– Береги его. Этому мечу суждено служить тебе лишь до тех пор, пока не настанет час спрятать его в каменные ножны. Потом он перейдет к мальчику, который будет не старше, чем ты теперь. К мальчику, рожденному, чтобы стать королем. Знай, что люди будут помнить о его царствовании спустя много веков после того, как его время на земле подойдет к концу.
– Я буду беречь его как зеницу ока.
– А теперь расскажи мне, сын мой. Какие мелодии ты расслышал в Семи Песнях? Начни с самой первой, с Песни Преображения.
Я откашлялся.
– Я учился у бабочки – у предательницы, женщины из племени древолюдей. Она сумела вернуть дружбу той, которую предала, и я понял, что все мы, все живые существа, способы коренным образом измениться.
Старик очень внимательно посмотрел на меня.
– Не случайно эта Песня была первой, Мерлин. Наверное, ты к тому времени уже не раз слышал ее мелодию.
– Да. – Я некоторое время смотрел на покрытые росой ветви. – Теперь я понимаю, почему по-гречески «бабочка» и «душа» обозначаются одним словом.
– Хорошо. Теперь расскажи мне об Узах.
Я бросил быстрый взгляд на лицо Рии, белое, неподвижное, как мрамор.
– Самые прочные узы – это связь сердец. Я осознал это, когда увидел двух птиц, паривших вместе в поднебесье.
Несчастье потоптался на моем плече и принялся чистить клювом перья.
– А может быть, ты узнал это и от Обманщика?
Я вздохнул.
– И от него тоже.
Прядь тумана проплыла над левой рукой Дагды. Стремительным движением пальцев он завязал из нитей тумана сложный узел. Затем, задумчиво кивнув, отпустил его, и узел уплыл прочь.
Взгляд старика снова остановился на мне.
– Затем ты сумел найти вход в подземное царство моей старой подруги Урнальды. Она мудрее, чем кажется на первый взгляд, можешь мне поверить! Без сомнения, она обрадовалась возможности быть твоей наставницей.
Я покачал головой.
– Не уверен, что она так уж сильно обрадовалась. Я оказался весьма непонятливым учеником. Однако в конце концов, при помощи светлого летуна, я нашел душу этой Песни.
– И?
Я указал на символ в виде расколотого камня.
– Самый лучший способ защитить живое существо – освободить его.
Дагда откинулся назад, посмотрел на мощные корни Дерева Душ. Он приподнял бровь, и колечко тумана по спирали поднялось вверх по стволу.
– Следующий урок, мне кажется, стал для тебя сюрпризом.
– Имя. Мне потребовалось немало времени – и сломанный нож – для того, чтобы разгадать суть этой Песни. Истинное имя обладает истинным могуществом. – Я смолк, размышляя о своем. – А мое настоящее имя – Мерлин?
Старик отрицательно покачал седой головой.
– Тогда тебе, может быть, известно мое истинное имя?
– Да, известно.
– Ты скажешь мне его?
Дагда некоторое время обдумывал мою просьбу.
– Нет. Пока нет. Но я исполню твое желание позже. Если мы встретимся снова, в более счастливые времена, когда ты победишь своего самого могущественного врага, я открою тебе твое настоящее имя.
Я побледнел.
– Самого могущественного врага? Должно быть, ты имеешь в виду Рита Гавра.
– Может быть. – Старик указал на круг со звездой. – А теперь Прыжок.
– Это удивительное искусство. Великая Элуза применила его для того, чтобы отправить нас из своего грота в страну древолюдей. Гври Золотые Волосы тоже воспользовалась им – для того, чтобы передать Рии видение, образ Лестницы в Мир Иной. – Я едва слышно добавил: – А Рита Гавр с его помощью наслал тень смерти на мою мать.
Старик приподнял седые брови.
– На Элен?
Я снова прикусил губу, переминаясь с ноги на ногу на туманной земле.
– Ну, собственно, нет. На меня. Но вместо меня эта гадость поразила мою мать.
– Так какова же суть искусства Прыжка?
Мое внимание привлек подвижный туман, окружавший нас. Он мягко обвивался вокруг Дагды и меня, касался нас обоих и одновременно дерева, растущего вниз кроной, обнимал толстые корни, которые, в свою очередь, обнимали небо и мир наверху.
– Все в этом мире, – сказал я, – взаимосвязано.
– Прекрасно, сын мой, прекрасно. А теперь расскажи, что тебе известно об Уничтожении.
– Смысл этой Песни я узнал от спящего дракона. И от… унылого шута. – Я усмехнулся. – Они показали мне, что жизнь любого существа, так или иначе, представляет ценность.
Дагда наклонился ко мне.
– Даже жизнь дракона?
– Даже жизнь дракона.
Он задумчиво погладил бороду.
– Если я не ошибаюсь, тебе еще предстоит встретиться с этим драконом. Когда он проснется.
У меня даже дыхание перехватило. Однако, прежде чем я успел что-то спросить, Дагда заговорил снова.
– Видение. Теперь расскажи мне о Видении.
Я довольно долго молчал, прежде чем ответить. Наконец я прошептал:
– Сердце может видеть вещи, недоступные глазу.
– Хм-м. А еще?
Я подумал несколько мгновений.
– Ну, теперь, когда мне стало известно, как видит сердце, может быть, я смогу заглянуть в собственную душу.
Темно-карие глаза Дагды пристально смотрели на меня.
– И что ты ожидаешь увидеть там, сын мой?
Я откашлялся, хотел заговорить, но прикусил язык. Помолчал еще минуту, подыскивая подходящие слова.
– Это… ну, это немного похоже на спуск по Лестнице в Мир Иной. Чем глубже я спускаюсь, тем больше мне открывается. – Я отвернулся и произнес едва слышно: – А то, что я обнаружу там, может оказаться очень страшным.
Старик смотрел на меня с состраданием.
– Что еще ты видишь?
Я тяжело вздохнул.
– Вижу, насколько мало мне в действительности известно.
Дагда взял меня за руку.
– В таком случае, Мерлин, ты узнал нечто бесценное. – Он притянул меня ближе. Вокруг нас клубились обрывки тумана. – Воистину бесценное! До этого момента ты был занят поисками душ Песен. Но понимание того, что ты знаешь очень мало, – то есть скромность, – это, сын мой, душа самой магии.
Я озадаченно наклонил голову.
– Со временем, я уверен, ты поймешь это до конца. Потому что скромность – это искреннее уважение к чудесным, порой неожиданным, неисповедимым путям этого мира.
Я медленно кивнул.
– Звучит как одно из высказываний Рии. – Взглянув на ее безжизненное тело, я озабоченно воскликнул: – Ты можешь ее спасти?
Дагда не ответил.
– Можешь?
Несколько долгих мгновений он молча смотрел на меня.
– Этого я не знаю, сын мой.
У меня перехватило дыхание, как будто Балор снова вцепился мне в горло железной хваткой.
– Я был таким глупцом! Я принес людям столько зла.
Дагда указал пальцем на извивающуюся ленту тумана, и она тотчас распрямилась. Одновременно он взглянул на другую призрачную ленту, которая неожиданно свернулась в плотный маленький клубок. Затем, обернувшись ко мне, он печально улыбнулся.
– Итак, ты, наконец, увидел внутри себя и свет, и
