– Гэндальф? Это ты? – тихо говорю я.
Я толкаю дверь сильнее, и из сарая навстречу мне что-то выскакивает. Я ахаю и, спотыкаясь, отступаю назад.
– Гэндальф!
Он бросается на меня, и я опускаюсь на колени, чтобы он, вне себя от радости, мог облизать мои руки и лицо. Он намного крупнее, чем я его помню. Его голова и туловище крепко сбиты, густая серебристая шерсть тепла на ощупь, несмотря на мороз.
– Ах ты бедняжка! Сколько времени ты тут провел? – Я провожу рукой по его спине и загнутому, как бублик, хвосту. – Хороший песик, хороший! Я тоже рада тебя видеть! – Он лижет мое лицо, и я обнимаю его, вдыхая знакомый запах. Тепло действует так успокаивающе, что мне не хочется уходить. До этой минуты я не осознавала, насколько мне его не хватало.
В сарае движется какая-то тень, и пес бросается к ней.
– Гэндальф, стой!
Прежде чем я успеваю остановить его, он забегает за поленницу. Я отчаянно жму кнопку на фонаре, и наконец он оживает и начинает тускло светить. Я вожу лучом, и он освещает поленницу, старый топор и что-то длинное и темное, лежащее на земле. Потом луч упирается в бледное лицо, обрамленное длинными черными волосами. Кошачьи глаза смотрят на меня, моргая от света.
– Опять ты!
Парень садится и прикрывает глаза рукой.
– Простите. Мне больше некуда было идти.
Его ноги закрывает зеленый спальный мешок, а свою спортивную сумку он подложил под голову вместо подушки.
– Почему ты не рассказал мне про Гэндальфа?
– Про кого?
– Про пса Мормор. Почему ты не сказал мне, что он здесь?
Гэндальф радостно лижет лицо парня, а тот в ответ, улыбаясь, почесывает его голову.
– Я познакомился с ним только этой ночью. Услышал лай, вот и впустил сюда.
Гэндальф склоняет голову набок, и его карие глаза смотрят на меня с мольбой. Должно быть, температура сейчас намного ниже нуля, и если этот парень останется здесь, он здорово замерзнет. Он беспрекословно покинул дом, когда я велела ему убираться, но, с другой стороны, ведь я ничего о нем не знаю. И не могу просто так пустить обратно.
Гэндальф лает, словно он твердо решил заставить меня передумать. Я закусываю губу, отчаянно жалея, что здесь сейчас нет Мормор. Как бы поступила она? В историях, которые она мне рассказывала, незнакомец, постучавшийся в дверь, всегда оказывается могучим волшебником. Те, кто угощает его мясом и медом, получают награду, а тех, кто не пускает на порог, ждет расплата. Не в характере Мормор было не пускать кого-то в дом. Я вижу, как Гэндальф лижет паренька в нос. А он бы знал, если бы этот парень был дурным человеком.
Я поворачиваюсь к двери.
– Пошли, Гэндальф, пошли в дом.
Гэндальф виляет хвостом, трусит ко мне, затем останавливается и оглядывается. Внутри своего спального мешка парень одет все в то же кожаное пальто. Я, вздохнув, подхожу к нему – мне ужасно не хочется дотрагиваться до его одежды, но я знаю, что только так смогу понять, можно ли ему доверять.
Стоя над ним, я делаю глубокий вдох и готовлюсь к тому, что мне может сейчас открыться. Я касаюсь пальцами его спины на уровне плеча жестом, который, как я надеюсь, выглядит со стороны так, словно я даю ему понять, чтобы он встал. В мое сознание потоком вливаются его мысли и чувства. Чувство вины, любовь, печаль – затем эмоции иного порядка: горечь, ревность и ненависть. Как человек может вмещать в себя столько доброты и в то же время нести в душе такой заряд злобы? Я в нерешительности застываю. Ничто не говорит, что у него есть намерение причинить мне вред, но что-то с ним не так.
Парень смотрит на меня с надеждой, стуча зубами от холода. Гэндальф опять лает, и я без особой охоты пожимаю плечами:
– Ладно, пойдем, вставай, пока ты не замерз здесь насмерть.
Он поспешно хватает свои сумку и спальный мешок и вслед за мной поднимается по ступенькам крыльца и заходит в дом. Я закрываю за нами дверь, потом встаю на колени и чешу пса между ушами. Держа его голову, я всматриваюсь в глаза. Что же я делаю, Гэндальф? Я совершенно не знаю этого парня, и потом, он ведь вломился в дом моей бабушки. В дом моей умершей бабушки.
Гэндальф улыбается – у этого пса такая морда, которая улыбается всегда, – и так неистово виляет хвостом, что кажется, еще немного, и его хвост может отвалиться. Я с удивлением смотрю на то, как он садится у ног парня и смотрит ему в лицо. Тот с улыбкой гладит пса, и во мне снова поднимается гнев.
– Это только на ночь, – говорю я.
– Спасибо. Я не буду вам мешать. – Он протягивает мне руку: – Меня зовут Стиг.
– Марта.
Видимо, поняв, что я не в настроении для церемониала знакомства, он убирает обе руки за спину, сжимает их в замок и смущенно улыбается, демонстрируя две безупречные ямочки на щеках. Глядя на то, как парень при этом покачивается с пяток на носки, я думаю, что он вполне мог бы быть дворянином из другого времени, а не парнишкой-готом из двадцать первого века.
Карман моей куртки начинает вибрировать. Должно быть, я забыла выключить будильник. Я смотрю на экран мобильника и удивленно моргаю: восемь часов утра! Но в Норвегии сейчас на час позже, иными словами, здесь уже девять часов. Но что это за утро, если за окнами кромешная тьма?
Стиг, похоже, прочел мои мысли: – До рассвета еще примерно час.
Я смотрю на темное окно кухни. Теперь уже нет смысла спать. Лучше прибраться. Я ставлю на пол еду и воду для Гэндальфа, затем начинаю мыть посуду, игнорируя настойчивые предложения Стига мне помочь. Закончив с посудой, я хватаю стул, стоящий слева от меня, чтобы сесть, но неправильно оцениваю расстояние до него и плюхаюсь неуклюже, едва-едва не сев мимо.
Стиг протягивает мне руку:
– Вы не… О…
Я сердито смотрю на него, чувствуя, как от неловкости к моему лицу прилила кровь.
Он вскидывает руки и быстро отступает назад.
– Простите, простите!
То, как он это говорит, напоминает мне парней на пароме. Я опираюсь подбородком на сложенные руки, гадая, может ли ситуация стать еще хуже.
Стиг в замешательстве.
– Может быть, сварить вам кофе?
Моя голова так раскалывается, словно я не спала несколько дней. Я едва заметно киваю, потом тру виски. Звук кипящей в кастрюльке воды производит впечатление до странности будничное. Полагаю, мне нет нужды говорить ему, где что лежит. Я смотрю на него и вижу, как он, выдвинув из буфета ящик, достает оттуда чайную ложку. Вид у него такой, будто он здесь у себя дома, и это вызывает у меня еще большее раздражение. Он
