Что мы могли противопоставить?
— Господин Томас, — вкрадчиво позвал комиссар, как будто ничего не произошло, хотя — я это видела — даже у Брента на лице красовалось выражение крайнего удивления, или, что точнее, был вид человека, которого внезапно ударили под дых. А мне казалось, что Брента вообще не заботят улики, он давно все для себя решил и готов хоть сейчас передать дело в Суд, только вот определится с мотивами. — Когда вас задержали, на вас не было идентификационного браслета. Как вы намеревались вернуться домой?
Томас словно очнулся, выдавил кривую улыбку, посмотрел на комиссара. Собирался с мыслями? Что-то придумывал? Я решила, что это странно. Или ты носишь браслет, или нет, и пусть никто не привлечет тебя за это к ответственности, но это значит — ты не сможешь управлять кэбом или машиной, не поедет спидвей, даже расплачиваться придется наличными. Не говоря уже о том, что в квартиру никак не попасть, минуя консьержа с его кодом. Как-то, еще будучи студенткой, я повредила свой браслет на лабораторной работе по химии, и комендант кампуса меня чуть не съел. Но это кампус, где достаточно было крикнуть в окно любой комнаты, что я и сделала, а что сейчас выдаст Томас?
Он надеялся, что Таллия жива? Скажет, что в квартире, кроме него, кто-то был?
— Я дома его не ношу, — признался Томас. — В Академии приходится и на улице, но дома я всегда его снимаю. Он мне мешает.
Я обменялась взглядом с Натом, тот кивнул кому-то из толпы в дверях. Сейчас проверят, так ли это и часто ли Томас покидал квартиру без браслета. С кресла подала голос Люси:
— Господин комиссар, я не могу так больше, у меня все тело сводит…
— Да-да, вы можете встать, спасибо, — рассеянно откликнулся комиссар и опять обратился к Томасу: — Вам ведь нужно было вернуться домой. Вы не могли пойти в отель или куда-то уехать. Так что вы планировали?
Томас хлопал глазами так убедительно, что, не будь я экспертом, который привык верить только данным лаборатории, будь я простым обывателем… Там, в другой жизни, были суды присяжных. Двенадцать человек, которые брали на себя смелость делать скоропалительные выводы, не имея ни соответствующего образования, ни зачастую навыков анализа, и всего лишь за четыре часа они выносили вердикт. Сейчас, наверное, вердикт был бы однозначен: невиновен. Просто потому, что все, что мы установили, противоречит его словам.
— Я… я не могу ответить точно, господин комиссар, — покачал головой Томас. — Я плохо помню все, что происходило. Наверное, я был без браслета, потому что… я забыл про него? Я забыл его надеть?
— В вашей квартире обнаружены куски пластика со следами крови, — сказала я, постаравшись убрать из голоса безнадежность. — Как вы можете это объяснить?
— Пластика?
— Строительного пластика, — разжевала я. — Так как же?
— Я не знаю, — обезоруживающе улыбнулся мне Томас. — Возможно, Таллия порезалась? Она принимала какие-то препараты для крови. Не спрашивайте, для чего, я не в курсе.
— Ваша жена сделала аборт, — продолжала я бессистемно, надеясь лишить его равновесия. — Как вы восприняли это ее решение?
— Мы не планировали детей, — сказал Томас так легко, что из равновесия это выбило меня. — Это было неожиданностью, неприятной, но в нашей стране прекрасно развита медицина.
— Следствие установило, что ваша жена ни с кем не говорила перед смертью. Вы утверждаете обратное.
Я уже знала, что Томас на это возразит, и комиссар тоже, потому что я заметила, как он поморщился.
— Значит, она обманула меня, — грустно сообщил Томас. — Я же слышал только ее голос.
— Какие у вас отношения были с вашей женой?
И на этот раз Брент попал в точку со своим вопросом. То, чего не смогли добиться мы с комиссаром, Бренту удалось.
— Я любил ее, — на выдохе, как-то обреченно, ответил Томас. Мне показалось, что он занервничал, это было хорошо. — Она была для меня всем. Настолько, что… я не хотел видеть больше никого, кроме нее, рядом.
— А она вас любила? — Брент поднял правую бровь, и вид у него сделался карикатурный, как у актера на рекламном постере.
— Наверное. Я не знаю.
— Отличная позиция, господин ректор. «Не знаю», «не помню», когда мы с вами сталкивались последний раз, вы были куда убедительнее. Грозились, что меня выгонят со службы.
— Было такое? — шепотом поинтересовалась я у комиссара, и тот кивнул.
— Вы очень яро мне доказывали, что не мне и даже не всей Королевской Магической Полиции оценивать качество подготовки специалистов в Академии. Обещали дойти до самой королевы, не дошли, насколько я знаю, что же вам помешало? — напирал Брент.
Он сверлил Томаса взглядом, а я посмотрела на него вдруг иначе. Комиссар, похоже, тогда, да и сейчас оказался на стороне Брента. И если десять — или сколько там уже прошло — лет назад была задета честь всей Полиции, то сегодня причина была в чем-то другом.
— Господин полицейский… не помню вашего имени, — Томас развел руками, и я опять задалась вопросом: он притворяется или нет? — Халатность, небрежность, безответственное отношение к работе одного лишь выпускника не делает всю Академию бесполезной, а всех студентов — халтурщиками. То же самое я ведь могу сказать и о вас, так? Вас уволили, я правильно помню?
— Избирательная память, — понимающе покивал Брент. — Раз вы правильно помните, вспоминайте и дальше. Где вы резали сердце вашей жены?
— Здесь? — опять пожал плечами ректор, а мне очень захотелось шлепнуть Брента по лбу.
Да, сердце Томас — очень теоретически — мог вырезать и здесь. Теоретически, потому что мы облажались. Сердце у нас уже было, а руки мы безуспешно искали, но что если мы поторопились с выводами? Мы ведь и с руками сначала ошиблись, считая, что Томас ампутировал их в этой комнате…
— Простите, господин комиссар, я сейчас, — пробормотала я и выбежала.
Ну как выбежала — протиснулась через пробку в дверях. Мне нужны были эксперты, которые работали в квартире перед нашим приездом, и я надеялась, что они не разбежались обедать. Но нет, все спокойно рассредоточились перед лифтами и занимались своими делами. Даже когда я выскочила, не все сразу оторвались от смартфонов и планшетов, да и то неохотно.
— Что-то случилось? — спросила Джулия Ронда, старший эксперт группы. Я ее недолюбливала за
