Все это время, после пробуждения, Эмиль размышлял, что ему делать. Мысли хаотично разбредались в голове, и собрать их воедино было очень сложно. Одна мысль наплывала на другую и была хуже предыдущей:
«Ему будет лучше без меня… Я стану для него обузой. С таким диагнозом лучше никого не обременять…»
Эмиль знал, что будет постоянно зависеть от Луиса, по крайней мере, очень долгое время. Кронви достоин большего, а не многолетних скитаний к психиатру и вечных ожиданий. Еще неизвестно, что творил Филипп все это время, какой жизнью он жил. Эмиль после своего сна начал слегка привыкать к мысли, что где-то там очень глубоко жил тот, кого юноша боялся, и чье имя произносить не хотел. Голос того человека все еще набатом бил в голове. Его внешность, настолько контрастная облику Эмиля… И их общие тайны, их прошлое. Джонс ничего не вспомнил, но ему казалось, дослушай он до конца запись диктофона, его мир разрушился бы на части. Он бы узнал ответ на вопрос, что забыл, но в тоже время перестал бы быть прежним.
— Эмиль, — Кронви склонился над ним и легонько потряс за плечо. — Проснись, любимый, нужно умыться и поесть. Ты проспал больше суток.
В этот момент Луис неосознанно копировал собственную мать, которая, в заботе о сыне, всегда придерживалась главного правила: что бы ни происходило, как бы не складывались обстоятельства, ребенок должен быть в первую очередь сыт и здоров, во вторую чист и опрятен. А если сдобрить это материнской лаской и сладким десертом, мир заиграет новыми красками, отодвигая все тревоги на задний план. И в данный момент Лу подспудно действовал так же.
— Уйди, пожалуйста, — через силу пробормотал Эмиль, сильней сжимаясь в клубок.
Кронви удивился и на несколько секунд растерянно замолчал, но нашел в себе силы уточнить:
— Что-нибудь болит? Тебе плохо?.. Позволь мне тебе помочь.
— Не надо, Лу, — Эмиль до боли прикусил губу, зажмурившись изо всех сил. — Прошу… Просто уйди. Я… Мне нужно побыть одному.
Уголки губ Луиса расстроено опустились вниз. Он вздохнул и пробормотал:
— Хорошо… Но выпей хотя бы горячий шоколад, иначе упадешь в голодный обморок. Я зайду через пятнадцать минут, и оставлю кружку на прикроватной тумбе.
Встав, Лу еще раз оглянулся на скорчившегося под одеялом Эмиля и вышел, озабоченно наморщив лоб. Кажется, Джонс узнал нечто, выбившее его из колеи надолго. С этим следовало как-то существовать, постараться терпеливо пережить болезненную стадию, и Луис пожал плечами. Он отличался не только чуткостью, но и хорошей долей выдержки, помогавшей ему переносить большинство стрессов с некой долей философского смирения. Если не можешь изменить ситуацию — поменяй отношение к ней.
Вернувшись на кухню, Кронви поставил на огонь специальный ковшичек для приготовления горячих напитков, достал упаковку какао, сахар и бутыль с молоком. Он твердо намеревался дать Эмилю побыть наедине с собой, но при этом не собирался держаться в стороне вечно.
Эмиль в это время со всем отчаянием кусал губы. Он понимал, что ему придется поговорить с Луисом, рассказать обо всем. Но сил не было, и страх, застрявший внутри, мешал, как следует взять себя в руки.
Джонс краем уха услышал, как снова вошел и вышел Луис, поставив на тумбу обещанный напиток. Кронви повздыхал, но ничего не стал больше спрашивать.
Эмилю ни есть, ни пить не хотелось. Он стремился попасть к Луису, потому что стены его родного дома еще больше бы напоминали о болезненном состоянии, о неправильности психики. Но теперь Эмилю хотелось уйти. Он тяготился мыслью, как Луис оттолкнет его, скажет, что встречаться с дефектным не хочет. И хоть Джонс отлично понимал, что подобные высказывания не в духе Кронви и не в его характере, отчасти надеялся, что тот, все же, расстанется с ним. Потому что Луис был достоин обычного хорошего парня без загонов и со здоровой психикой.
Вытерев слезы, Эмиль выбрался из кровати и огляделся. Он заметил свои аккуратно сложенные вещи, лежащие на стуле, а рядом с ним рюкзак. Переодевшись, Джонс, подхватив сумку, вышел из комнаты. Ему нужно было уйти, нужно было разорвать все связи. Он еще не знал, что будет делать потом. Но тянуть Луиса дальше в свою тьму он не хотел. Потому что очень сильно любил. И эти чувства одновременного страха быть покинутым и нежелания тащить любимого на дно, разрывали сердце.
Луис возился в кухонной зоне, и не сразу услышал вошедшего Эмиля. Тот, устало прикрыв глаза, неожиданно сказал:
— Луис, давай… Давай расстанемся, — прозвучало сухо, как-то безжизненно.
Эмиль потратил много сил, чтобы произнести эти болезненные слова. Он принял решение. Так нужно. Что станет дальше, он подумает позже. Не сейчас. Потом, когда сердце перестанет кровоточить.
Ему необходимо было столь многое разрешить, и он пока не знал, как поступить: поговорить с врачом обо всем происходящем или нет, бояться Филиппа или постараться отчасти признать его. Но самое важное — отпустить Луиса, чтобы не втягивать в еще большие проблемы.
Кронви опешил и машинально сделал шаг вперед, протягивая руку, словно пытаясь неосознанно удержать Эмиля. Когда смысл сказанного Джонсом дошел до парня, он горячо и возмущенно воскликнул:
— Ни за что! Слышишь, Эмиль Джонс?!.. Не знаю, что тебе сказал док, но ты ни за какие коврижки не избавишься от меня вот так, я не позволю!.. Послушай, любимый, — заговорил Лу уже мягче: — Я прекрасно вижу, к чему ты клонишь. Что-то произошло, ты боишься, волнуешься и не хочешь вмешивать меня в это, ведь так? — он пытливо заглянул в серые, вновь заплаканные глаза блондина. — Но с бедой легче справиться, если разделить бремя пополам. А я слишком сильно люблю тебя, чтобы оставить с болью один на один, и вообще оставить тебя. Я не смогу! — чуть повысил голос парень, невольно сжимая пальцы в кулаки. — Я не могу, — уже тише повторил он. — Ты — все для меня. И мой мир рухнет не потому, что ты чем-то болен, а от того, если ты бросишь меня, — Кронви тяжело дышал, словно пробежав стометровку, страстная речь отняла много энергии.
— Ты ничего… Ничего не понимаешь, — глухо пробормотал Эмиль, опустив голову и помотав ей.
Он стиснул зубы. Слова Луиса не остались без отклика в сердце, прошив его радостью и болью, ускорив ритм. Кронви говорил со всем жаром, на который был способен, но Эмиль не был уверен, что тот не испугается, узнав правду.
— Так дай мне шанс понять, — взмолился Лу, подходя ближе.
Эмиль, еще растрепанный со сна, теплый, с не разгладившимся отпечатком подушки на
