— Узнаешь место? — хрипловатый голос Филиппа прервался, и когда Эмиль взглянул на него, то увидел, что тот закурил, однако запах табака, как и звуки, оказался неощутим.
— Нет, — Эмиль оглядел пространство. — Это ты создал?
— Делать мне больше нечего, — фыркнул Моррис, закатив глаза. — Я намеревался занять «пятно», но наше с тобой сознание вышвырнуло меня сюда, а здесь оказался ты, — Филипп снова прикрыл глаза, сладко затягиваясь. — Наверное, это предложение наших внутренних резервов, провести переговоры.
— Переговоры? — недоуменно вскинул брови блондин, вглядевшись во внешне расслабленное лицо альтер-эго.
— Типа того, — кивнул Фил, выдохнув из легких сигаретный дым, поморщившись, понимая, что вкус, как и все остальное, тоже не чувствуется. — Я ведь решил, что помогу твоей заднице вспомнить хоть что-то из жизни, подскажу и дам наводку, чтобы ты перестал быть такой тетехой, какой являешься сейчас. Считай, проявляю недюжинный альтруизм.
— Ну, спасибо, — хмыкнул Эмиль, опустив взгляд на свои руки. — Тогда, могу я задать тебе вопрос?
— Валяй, — Фил кивнул. — Три.
— Чего? — не понял Эмиль.
— Я предлагаю сделку, — ухмыльнулся Моррис, склонив голову на бок. — Ты задаешь мне три вопроса, я на них честно отвечаю, и за это ты позволяешь мне взять на время верх в «пятне» и не будешь каким-либо образом препятствовать, а то я знаю, что ты бы хотел увеличить дозировку снотворных, назначенных Майером.
Для Эмиля сделка была невыгодной, как не крути. Он мог утолить свое любопытство иными способами, выяснить все факты чуть позже, однако Филипп шел на сближение, пусть и таким варварским методом. Джонс не хотел уступать ему тело, однако Фил за все эти годы не навредил, тщательно скрывался, значит, у него на данный момент нет цели причинить вред. Так что Эмиль склонялся к согласию на сделку. Его останавливали лишь мысли о Луисе, который наверняка будет переживать в очередной раз.
Джонс прикусил губу, глубоко задумавшись.
— Я дам тебе управление, — медленно выдавил из себя Луис. — Но не сейчас, а через пару дней. Пожалуйста, Филипп, Лу и так себе места не находил, — Эмиль впервые «по душам» разговаривал со своей второй личностью, впервые о чем-то просил ее, и Моррис, хмыкнув, кивнул. — Я понял, что ты появился в ту минуту, когда я получал огромную для моей психики боль. Как ты это сделал и почему?
Моррис пожевал губу, сплюнул под ноги и, откинув сигарету, затоптал ее, внимательно наблюдая за тем, как носок ботинка вдавливает окурок в землю.
— Потому что ты звал меня, — помедлив, начал Филипп. — Ты звал хоть кого-нибудь, чтобы спастись. Могу признать, что я — кусок твоего сознания, отколовшийся, даже созданный тобой, но в тоже время уверен, что я теперь — отдельная личность, — добавил мужчина. — Твоя мать жестко измывалась над тобой, отцу на тебя было, мягко говоря, насрать. Собственно, поэтому тебе всегда было сложно сближаться с людьми, поэтому ты такой запуганный и боящийся ножниц и ножей, шрамы-то, хоть и не болят, зажили, но о себе напоминают каждый день. Тебе нужна была защита, ты о ней умолял, и тут появился я — твоя сильная часть, обладающая высоким болевым порогом, — Моррис ухмыльнулся. — Ожоги, удары, порезы мне не страшны. Я боль ощущаю, как легкое давление, то есть, не так, как твое слабое тельце.
Эмиль кивнул, давая понять, что он осознал сказанные слова.
— Бабушка Анна знала обо всем, да? О твоем существовании?
— Знала, — фыркнул Филипп, захохотав. — Она почти сразу поняла, что со мной что-то не так… С нами что-то не так. В то время я достаточно плохо мог скрываться, маскироваться под тебя, так что она догадалась, что я — это не ты. Она раскусила меня. Не глупой она была, но трусливой и жестокой, как и твои родители, пусть и не в таком плане, как они. Анна посчитала, что скрыть факт «морального уродства», — Филипп демонстративно сотворил в воздухе кавычки, — своего внука будет лучше, нежели показать его специалистам, — Моррис хмыкнул, почесав кончик носа. — В то время мне было скучно, и как-то раз я, решив позлить бабку, вырезал на ее любимом чайном столике свое имя. Она разозлилась, сдержанно отчитала, однако Анна боялась меня и того, что я могу сделать, поскольку характер у меня, как ты сам понял, несладкий.
Эмиль вздохнул, неприятно поморщившись. Остался единственный нюанс. И Джонс, если бы мог, то порадовался бы, что в этом странном месте его эмоции урезаны.
— У тебя есть тот, кто тебе дорог?
Филипп вздернул брови. Признаться честно, он не думал, что Эмиль решится задать этот вопрос. Моррис ожидал чего-то другого. Он взглянул на профиль блондина, хохотнул и почти мурчащим тоном выдал:
— О, да, есть один парень, которого я очень люблю трахать, и он крайне дорог мне, — Моррис не стал напрямую говорить о своих чувствах, но это читалось в его голосе, в его вальяжной позе, которую он принял, когда речь зашла о другом человеке. — Его зовут Том. И он охуенно делает минет, и…
— Достаточно, я понял, — процедил Эмиль, потерев виски. — А еще…
— Ты задал уже достаточно вопросов, и я начал порядком уставать, — отмахнулся Филипп, резко вставая с места и неожиданно отбирая у Эмиля мяч.
Тот растерянно хлопнул ресницами, уставившись на свои опустевшие руки. Юноша поднял взгляд на Филиппа, но резкий толчок в грудь заставил его откинуться назад, опрокидывая в падение. «За тобой должок, парень», — последнее, что услышал Джонс, прежде чем погрузиться во тьму.
***
— Томми, нам нужно будет перегнать эту красотку в Лос-Анджелес, — объявил владелец автомастерской, Рамирес Гарсиа, похлопывая по блестящему боку спортивную Lamborghini Gallardo.
Грин присвистнул. Даже с учетом мощного движка машины, это минимум шесть часов пути, а обратно — еще дольше, ведь поедут уже на обычном автобусе. Гарсиа терпеть не мог лишние траты и, естественно, не раскошелится на что-то более быстрое и комфортное.
Gallardo, изначально желтого цвета, купил через своего агента какой-то крутой мужик, у другого такого же мужика, в
