— Док, а Эмиль будет рисовать так же хорошо, как и Филипп?
— Сомневаюсь, — разочаровал его Адалрик, ответив на вопрос с сомнением. — Это только способность альтер-эго, Эмиль вряд ли научится тому же.
— Но, как же? — изумился Кронви. — Ведь Филипп — часть Эмиля! То есть, сам Эмиль!
— К сожалению, наука так и не смогла найти объяснения этому феномену, — вздохнул доктор. — Почти всегда «вторая личность» умеет что-то такое, чем не владеет основная. И здесь ничего не поделаешь, но талант рисования потерян вместе с Филиппом.
— Жаль, — огорчился Лу. — А я так надеялся…
— И мне жаль, — искренне заверил его доктор. — Но я никогда не говорил, что чудо возможно, и талант Филиппа когда-нибудь проявится у Эмиля, — с улыбкой на губах произнес Майер.
Адалрик с присущей ему проницательностью понимал, что чересчур привязался к двум своим пациентам, находящимся в одном теле, но прошло уже достаточно времени, и он совершенно не помнил, когда видел одного из них.
С первым же, с Эмилем Джонсом, он встречался время от времени, но уже больше не как врач, а как близкий друг. Они обсуждали многие вещи, касающиеся нынешней работы Эмиля, который стал учителем начальных классов, внезапно решив, что с детьми ему будет проще. Хотя в другом амплуа доброго, мягкого и чуткого Эмиля Майер не представлял.
Джонсу первое время было сложно общаться с громкой и веселой ребятней, но Эмиль, обладая удивительным чувством эмпатии, быстро нашел общий язык с подопечными. Майер научил Эмиля справляться со стрессами, поведал о многих способах борьбы с тревогой и переживаниями.
Усевшись обратно в кресло, Майер достал из стола бумаги. Порывшись, он вытащил на свет те самые тестирующие листочки, которые остались у него после первой встречи с Эмилем Джонсом. На самом деле, Адалрик оставил себе на память многие вещи, связанные с двумя удивительными людьми, которые несправедливо оказались в одном теле.
Последний тест Эмиля показал отличные результаты, так что Майер перестал волноваться насчет того, что Эмиль может впасть в депрессию или каким-либо еще образом нарушить свое психическое состояние, которое позволит вернуться Филиппу Моррису.
Тот появлялся за последний год лишь единожды, и то на непродолжительное время, если судить по словам Луиса. К тому же, мужчина молчал большую часть времени, почти не обращая на Кронви внимания. Майер не знал, что может это значить, но Луис сообщил — Филиппу просто было скучно, а выходить в «пятно» он вроде бы не собирался, это получилось чисто случайно.
Зазвонил телефон, и Адалрик, отвечая своему верному и надежному секретарю, которая вдруг сообщила, что к нему пожаловал Эмиль Джонс, удивленно вскинул брови.
— Конечно, пусть проходит, — обрадовался Адалрик, который не видел Эмиля почти две недели в связи с его переездом к Луису.
Когда Джонс появился в кабинете Адалрика, тот не смог не улыбнуться, посмотрев на элегантно, как с иголочки, одетого в светло-серый костюм парня.
— Здравствуй, Эмиль, — проницательный взгляд врача радостно заблестел от удовольствия видеть своего некогда подопечного. — Какими судьбами тебя ко мне занесло? Переезд завершен?
— Здравствуйте, Адалрик, — в ответ улыбнулся Эмиль, формальное общение которого с врачом за последние годы сошло на «нет», что, в общем-то, было неправильно с точки зрения врачебной этики, которую нарушил Майер, но тот, как бы, сам по себе был необычным психотерапевтом. — Да, только вчера последние нюансы были доделаны. А к вам я пришел для того, чтобы отдать кое-что.
Блондин присел в кресло напротив стола врача и, покопавшись в своем кейсе, выудил наружу кожаную книжку в красном переплете. Адалрик еще сильней удивился, когда Джонс эту вещь протянул ему. С интересом взяв книгу, Майер уставился на обложку, без труда переведя надпись на латыни, написанную косым почерком.
— Филипп? — сразу догадался врач, уставившись на Эмиля, который улыбался ему мягко, уверенно, но в его глазах словно застыла непонятная печаль. — Что это, Эмиль?
— Дневник Филиппа, — тихим голосом пояснил Джонс, который явно испытывал гораздо больше эмоций, чем хотел показать. — Я не знал, Адалрик, даже не предполагал, — тональность голоса Эмиля неожиданно снизилась, и речь дрогнула, словно по ней провели смычком, из-за чего звуки исказились. — Оказывается, он вел дневник с того самого момента, как появился. Здесь он описывает все чувства, эмоции, свои действия и мысли. То есть, все, что он испытывал за эти годы. И записи обрываются почти год назад, когда Филипп редко, но еще появлялся. Я решил, что лучше оставить этот дневник вам, — снова мягкая улыбка тронула уголки губ молодого мужчины.
— Почему? — а вот голос Адалрика неожиданно задрожал от бурлящего восторга и от желания сразу приступить к прочтению, ведь любопытство исследователя в нем порой превышало все другие эмоции.
— Помните же, что Филипп не хотел быть забытым? Самый его большой страх — это стать призраком, память о котором истлеет через время. Мне кажется, что вы именно тот человек, который точно никогда не забудет Морриса, — пояснил Эмиль. — Тем более, мне кажется, что для Филиппа было бы важно, чтобы вы, возможно, рассказали нашу историю миру, или, по крайней мере, сделали так, чтобы присутствие Морриса в реальности не было лишено смысла. К тому же, — Джонс помедлил. — Последняя фраза моего альтер-эго явно говорит о его желании.
Эмиль встал с места, посмотрев на наручные часы.
— Извините, Адалрик, мне надо бежать к Луису. У нас сегодня свидание в честь повышения Лу и моего окончательного переезда к нему, — засверкала улыбка на лице Джонса.
— Какая фраза, Эмиль? — придя в себя от шока, спросил Майер.
Джонс замер на месте, в очередной раз улыбнулся добродушной и яркой улыбкой. Из взгляда Джонса пропала грусть, оставив после себя лишь спокойствие и счастье.
— «Ты узнал о моей жизни, так отдай этот дневник тому, кто сохранит обо мне воспоминания», — Эмиль пожевал губу, задумчиво нахмурившись. — Забавно, правда? Думаю, он сказал именно о вас, — мужчина кивнул сам себе. — Ах, да, Адалрик, я начал потихоньку восстанавливать те мелочи жизни, что выпали из моей памяти, когда Филипп выходил в сознание. Но эти моменты такие тусклые, нечеткие, не могу их толком понять, однако, все же, память возрождается быстрей, чем раньше.
— Я рад за тебя, Эмиль, — Майер мягко провел пальцами по обложке, жадно всматриваясь в нее. — Обещаю, что сохраню эту вещь.
—
