И Эмиль ушел, аккуратно захлопнув за собой дверь, а Адалрик с трепетом в сердце принялся за чтение дневника Морриса, почему-то чувствуя, что с Эмилем они увидятся очень нескоро. А если встретятся, то никогда не станут обсуждать жизнь Филиппа, позволив кусочкам текста повиснуть в молчаливом понимании, что Моррис без лишнего обсуждения останется навсегда прохладным ветерком, изменившим их жизни.
***
Эмиль, открыв глаза, совершенно без страха обнаружил себя на детской площадке, на которой не был уже несколько лет. Но теперь ему открылся другой угол обзора. Он стоял возле железной горки, около которой валялся резиновый мячик. Взяв его в руки, Джонс сделал пару шагов, выходя на саму площадку, замечая Филиппа, сидящего, как он когда-то, на скамейке.
Одетый в обычные темные джинсы и темную футболку, Моррис откинулся спиной назад, наблюдая за проплывающими на небе облакам.
— Красиво, да? — как-то отстраненно раздался его голос, а на губах засверкала немного уставшая и одновременно успокаивающая улыбка, словно он неожиданно получил что-то, о чем давно мечтал.
— Красиво, — согласился Эмиль, подходя ближе и становясь напротив. — Это твое, Филипп.
Моррис вскинул голову, уставившись на протянутый резиновый детский мячик. Мужчина посмотрел на него, затем взглянул на Эмиля, склоняя голову чуть набок. Вышло смешно от того, насколько по-детски удивленным оказался Филипп, явно не ожидавший от Джонса подобного.
— Вспомнил, да? — произнесли губы Морриса, и руки потянулись к детской игрушке, оглаживая ее разноцветные бока. — Когда?
— Недавно, — признался Эмиль, присаживаясь рядом на скамью. — Прости, что на это понадобились годы.
— И все же ты — тупица, Эмиль, — хмыкнул Моррис, неожиданно подаваясь вперед и сжимая в руках мяч. — Долгие годы… Идиот… Непрошибаемый.
— Прости, знаю, — Джонс закрыл глаза, прикусив губу. — Извини. Мне нужно было сразу понять, что ты был создан не просто моим мозгом, а взят прообразом. Когда ты сам это понял?
— Недавно, — передразнил Филипп. — Почти сразу, когда твоя память только-только начала восстанавливаться.
— Поэтому ты был сам не свой, да? — вздохнул Эмиль. — Это произошло много лет назад. То есть, поэтому ты был грустным, когда выходил в «пятно»?
— А как бы ты себя чувствовал, если бы узнал, что оказался всего лишь желаемой копией реально существовавшего когда-то человека?
Эмиль вздохнул.
Филипп Моррис действительно когда-то присутствовал в реальной жизни Эмиля Джонса, выступая в роли настоящего защитника и того, на кого хотелось положиться. В редкие моменты, если Эмиль пораньше освобождался от школьных занятий, он брел на детскую площадку рядом с домом, чтобы не попадаться родителям.
В один из таких разов он и познакомился с мальчишкой на несколько лет старше. Черноволосый мальчуган подошел к Эмилю, когда тот молча глотал слезы обиды, вспоминая, как его родители ругались недавно, а мама в очередной раз больно ударила.
Филипп протянул ему мячик, чтобы поиграть, и в тот момент Эмиль увидел в этом единственном человеке старшего брата, который захотел сблизиться с ним, помочь, ведь Моррис сразу начал активно интересоваться жизнью Джонса, проводить с ним время, на этой самой детской площадке. Он рисовал ему забавные картинки, чем невероятно веселил, поднимал настроение, позволял на мгновения забыть о неурядицах.
Будучи еще маленьким, Эмиль многого не понимал, но от соседей слышал, что семья Филиппа приехала из Канады, что черноволосый мальчишка — не совсем благополучный ребенок, который часто сбегает из дома и влезает в драки с другими пацанами. Однако для Эмиля это становилось неважным. Моррис защищал его, в том числе и от тех, кто задирал Эмиля на детской площадке: тихий малыш не спешил веселиться с другими, и этого не понимали.
Видя, какой Филипп сильный, смелый, отличающийся от других ребят, Эмиль восхищался им, хотел быть похожим на друга. Но в скором времени Джонс все забыл о своей прошлой жизни, только образ Филиппа Морриса сохранился.
К тому моменту сам реальный человек куда-то исчез, быть может уехал, а копия, наделенная чертами защитника, осталась. И приобрела она зачаточные черты характера, которые в Эмиле не успели развиться в силу возраста.
— Мне жаль, — снова произнес Эмиль. — Я не могу вспомнить все досконально, но лишь скажу, что ты отлично мне помогал все это время, Филипп. Спасибо тебе за все.
Моррис хмыкнул, пнув мячик, улетевший далеко вперед. Повисла тишина, которую никто не решался нарушить. Затишье перед бурей, только буря не пришла — Филипп как-то скис, покачал головой:
— Спасибо за дневник и за то, что рассказал обо всем Томасу. Я так и не поблагодарил.
— Это было то, что я хотел сделать ради нас обоих, — пожал плечами Эмиль, покосившись на профиль Морриса. — Ты будешь всегда жить, Филипп. В памяти тех, чьи жизни ты затронул.
— Ты говоришь, как Майер, — хмыкнул мужчина в ответ, неожиданно упруго вставая. — Кстати, волосы по плечи тебе идут значительно больше, рука у Луиса легкая, так умело подстриг.
— Ты прав, — кивнул Эмиль, тихо прошептав: — Спа…
Филипп его прервал. Резко присев перед ним на корточки, Моррис за руки потянул Эмиля на себя. Когда тот склонился, Филипп прижался лбом ко лбу блондина, внимательно всматриваясь в его глаза с такого близкого расстояния. И пусть все эмоции были притуплены, как и всегда это случалось, стоило оказаться на детской площадке, Эмиль ощутил, как его сердце ухнуло куда-то в пятки, а места, которых коснулся Филипп, закололо, словно маленькими иголочками.
— Живи так, чтобы я не пожалел о своем выборе отдать тебе полноценную жизнь. Благодаря тебе я понял, что значит быть настоящим человеком. Не смей все просрать, Джонс, понял? — это звучало бы как угроза, но в голосе Филиппа слышалась лишь невысказанная просьба. — Я защищал тебя, позволил стать тем, кто ты есть сейчас. Не потеряй возможности.
Эмиль, сглотнув ком в горле, кивнул, сжав пальцы Филиппа в своих ладонях, но тот высвободил руки и, подавшись вперед, оставил невесомый поцелуй на лбу Джонса.
— Прощай, глупый мальчишка, — отстранившись, Моррис быстро встал и, развернувшись, пошел с детской площадки в сторону растущих вокруг деревьев.
— Мы… Мы, правда, прощаемся? — голос Эмиля дрогнул.
Но Филипп ничего не ответил. Он лишь поднял вверх руку и помахал ей, следуя теперь уже своему пути, оставшемуся где-то в глубине сознания Эмиля. Блондин, прикрыв глаза, ощутил, как внутри собираются последние пазлы. Все вернулось на круги своя, как и должно было быть с самого начала.
— Прощай, Филипп, — прошептал Эмиль, по щеке которого скользнула прозрачная слеза, и он прикрыл глаза, навсегда расставаясь со своим
