Им понадобилось не так много времени, чтобы кончить. Излившись, Матвей рухнул вперед, упав прямиком на Яковлева. Тот обнял своего любовника, жарко дыша ему в шею.
- Что могу сказать? – дрожащим голосом, приходя в себя, пробормотал мужчина. – Дрочка в машине у меня была впервые.
Матвей рассмеялся. У него тоже. Еще раз чмокнув Михаила Александровича в губы, парень пересел на свое место. Они порылись в бардачке, достали салфетки и вытерли руки, приведя свою одежду в божеский вид.
- Это было классно, - честно признался Матвей. – Но и опасно. Мы чуть не потрахались прямо в машине у моего подъезда, где нас любой мог бы засечь.
На самом деле, Матвей забыл обо всем, стоило ему оказаться рядом с Яковлевым. Рычаги самосознания и понимания ситуации оказались заблокированы от близости с любовником. Все адекватно-нормальные мысли ушли прочь, оставив после себя лишь желание поскорей поцеловать желанные губы, коснуться чужого тела.
- Не переживай, - улыбнулся Яковлев. – В такое время в вашем спальном районе вряд ли кто-либо захочет пройтись. Тем более, никто не станет вглядываться, кто там с кем целуется и чем занимается, если поймет, что происходит. Человеческая натура любопытная, но смущение порой берет верх над интересом.
Матвей фыркнул над такой тирадой, но кивнул. Рука Яковлева скользнула к его ноге, и Матвей, взяв протянутую ладонь, переплел пальцы с пальцами Михаила Александровича. Шестерняков несколько секунд гипнотизировал их сцепленные руки. Он покусывал губу, вслушиваясь в чужое дыхание, прежде чем произнес:
- Кажется, я влюбился в тебя, - вышло глухо, не совсем уверенно, но Яковлев замер, застыл, ничего не отвечая. – Не молчи, - Матвей поднял взгляд на мужчину, нахмурившись.
Шестерняков удивленно вскинул брови, когда заметил, как Михаил Александрович смотрит на него во все глаза, рассматривая, словно впитывая каждую эмоцию.
- Что не так? – шепотом спросил Матвей, пока его сердце, делая кульбит, почти замерло от страха, что он сделал что-то не то, расстроив, огорчив.
- Ничего, - вдруг узкие губы мужчины расплылись в улыбке. Он приблизился к Матвею, по-прежнему сжимая его ладонь. – Я думал, что первым признаюсь в этом. Но мне не кажется. Я точно уверен в том, что испытываю.
Матвей улыбнулся. Пододвинулся вперед, прижался лбом к чужому лбу, прикрыл глаза и попросил:
- Скажи это, - а голос у самого дрогнул, в то время как внутри начало распространяться дикое, незнакомое чувство счастья, не испытываемое никогда раньше.
Все эти романтические бредни о том, что при влюбленности бабочки появляются в животе всегда казались Матвею бабскими россказнями, но вот он – испытывающий подобные невероятные ощущения.
- Я люблю тебя, - шепотом, срывающимся голосом выдохнул Яковлев.
Матвей довольно улыбнулся и поцеловал мужчину, без всяких слов отвечая ему полной взаимностью.
========== Глава 20. ==========
Лезть на стенку стало для Матвея привычным делом. Он адски устал. Зачеты пролетели так быстро, что Шестерняков глазом не успел моргнуть, но после сумасшедших неделек наступила сессия, длящаяся всего ничего, но это время показалось парню самым адовым. Нет, разумеется, на шестом курсе сессия проходила гораздо проще, чем раньше. Во-первых, багаж знаний за спиной стал гораздо внушительней, и если раньше симптомы с заболеванием связать и запомнить было трудно, то теперь любой диагноз поставить не составляло большого труда. Во-вторых, преподаватели стали гораздо лояльней. Все мы – люди, так что старшекурсников они жалели, считали старожилами. Конечно, не все преподаватели шли на уступки, но большинство все же относились прекрасно. Никто никого не валил. Если, конечно, вы вообще могли связать два слова. Некоторые, так сильно волнуясь, путали одно заболевание с другим, или несли полную околесицу на задаваемый вопрос. Передых после сессии был кратковременный, после чего наступила череда госов. Матвей вообще не понимал, зачем сдавать одни и те же предметы по несколько раз. К примеру, они сдавали госпитальную хирургию, как экзамен во время сессии, и через пару дней снова возвращались на кафедру, чтобы сдать тот же предмет, но в рамках государственной аттестации. Полная нелепица! И таких экзаменов было целых пять! Помимо всего прочего требовалось сдавать аккредитацию, состоящую из пяти важнейших этапов: балльный тест, по результатам которого в дальнейшем поступаешь в ординатуру на узкую специализацию; прохождение станций, где на манекенах-симуляторах нужно разыгрывать различные неотложные и экстренные ситуации, а также решение ситуационных задач и собеседование с аккредитационной комиссией по поводу того, какие диагнозы ты вынес больным из предоставленных анамнестических знаний. Студенты-медики не знали, как свободно вздохнуть – настолько много на их судьбинушку выпало. Сашка Жарин ныл постоянно, буквально рыдая на плече Матвея. Лучший друг всегда был паникером в плане учебы, а Шестерняков, скрипя зубами, его терпел, понимая, что по-другому с этим парнем никак нельзя.
А еще Матвей безумно скучал по Яковлеву. После признания в машине парень поспешил домой. Его сердце буквально выскакивало из груди, а с губ все никак не хотела сходить сумасшедшая улыбка. Он никогда прежде не ощущал себя настолько счастливым. Ему даже начинало казаться, что он вот-вот и взлетит вверх, радостно паря где-то над землей. Это немного пугало. Эйфория оказалась настолько ошеломляющей, что сбивала с ног.
К счастью, родители не заподозрили, что их сын улизнул из дома. Камень размером с дом упал с плеч Матвея, когда он понял, что остался нераскрыт. Той ночью Яковлев пожелал ему спокойной ночи, прислав СМС, а Шестерняков не нашел ничего лучше, чем написать: «И тебе». Он несколько раз продумывал, что бы ответить мужчине, но в голове появлялся странный белый шум, не давая сосредоточиться. Милые мимимишности так и норовили завладеть разумом, но Матвей решительно отодвигал женские сюсюканья на задний план. Он, в конце-то концов, все еще мужик! Не стоит опускаться до бабских манерных речей! Подобных наклонностей к нежности и романтики никогда прежде Матвей за собой не замечал. С Яковлевым словно вообще все было у него впервые.
Шестерняков втрескался не по-детски. Понимая это, он не знал, что ему делать. Признаться родителям? А не рановато ли? Примут ли они подобное? Вряд ли. Но поскольку Яковлев испытывал такие же чувства, как и Матвей, парень прекрасно отдавал себе отчет в действительности – ему придется сознаться родителям в своей новооткрывшейся сексуальной ориентации. Скрывать от них долго свои отношения с мужчиной Матвей не сможет. Нужно только выпуститься, а потом, возможно…
Матвей кулем повалился на кровать, довольно застонав. Мозг кипел, тело отказывалось слушаться. Был сдан последний госэкзамен. Можно было выдохнуть спокойно. Вся его группа,
