Тихонько касаются друг друга губами, следом чуть отстраняются; нервничают, сердца их забились чуть быстрее; ещё одно прикосновение, более нежное и чуть более напористое, но такое же короткое. Иккинг приоткрывает глаза, тихонько шепчет ей в губы: «Чёрт…», Астрид отвечает, словно договаривает за него: «Я знаю…»
Они одни в их небольшом мирке, в полумраке, плавно растворяются друг в друге, пытаются совладать с волнением, что накрыло их вновь с головой… Астрид не чувствует своих ног, они словно стали ватными; сердце билось так сильно, что его, казалось, можно было услышать просто так; хочет прильнуть к его губам ещё раз, и ещё… Иккинг чувствует, что словно плавится, сливается с ней воедино; не хочет отпускать никуда, хочет целовать и целовать, пока вовсе не сойдёт с ума от этого жара, от этих странных чувств, до сих неиспытанных…
Он весь опухший, раскрасневшийся, горячий из-за жара, но несмотря на это ей хочется целовать его. Целует подбородок, где у него небольшой шрам, целует веснушки, уголки губ, кончик носа — она хочет доказать ему, что она любит его также трепетно и сильно, как и он её.
Астрид на пару секунд замирает, чтобы посмотреть на него. Она видит в глазах Иккинга нежность и истому; его правая ладонь тянется к её правой щеке. Тихо шепчет ей, будто поёт: «Ночь и день буду ждать, твоё имя шептать, ночь-день в сердце молить, чтоб с тобою быть…»
Она улыбается ему своей лучезарной улыбкой, когда слышит эти слова. Она знает эту песню, слушает её сутками напролёт. Да, она старая до ужаса, но такая мелодичная, такая… Живая. Астрид опять целует его — коротко, но трепетно, слегка причмокивая — шепчет ему то, что Иккинг мечтал услышать наяву столько времени:
— Я люблю тебя, Иккинг.
***
Наступило тридцать первое декабря. Иккинг с нетерпением ожидал этот день, как и Астрид.
Сегодня они идут на вечернюю прогулку (читать: свидание) — их первое совместное времяпрепровождение. После зимнего бала они не видели друг друга: Хофферсон уехала за город к бабушке, а Хэддок всё это время был дома, потому что приболел.
С того момента на балу они не обсуждали свои отношения. Всё уже не будет как прежде, и оба это знают.
И вот, на часах семь вечера. Темнота накрывает город, слабый свет фонарей освещает снежные тропинки. Иккинг ждёт звонка (да, наконец-то у него есть её номер), бродит по дому в наушниках, слушает весёлые композиции (да, наконец-то в плейлисте что-то весёлое).
Звонок от Астрид. Хэддок быстро отвечает:
— Да?
— Иккинг, мы с родителями в пробку попали. Боюсь к восьми не успею.
— У меня дел нет, мы можем встретиться и позже. Хоть в три часа ночи, если тебе, конечно, родители разрешат…
— Да, давай тогда позже встретимся. Как буду в городе, я тебе позвоню. Ну, всё, давай, до встречи.
— Угу, до встречи…
Иккинг вздыхает, слабо улыбается следом. Ещё пару часов он подождёт. Ради неё он готов и сутки не спать, лишь бы встретиться с ней вновь. Но уже теперь не как друзья, а как возлюбленные.
На часах половина двенадцатого ночи. Иккинг уже устал слушать музыку, потому лежит в темноте на диване, смотрит в потолок. Глаза предательски слипаются, но спать нельзя. Громко звенит рингтон, Иккинг рывком кладёт телефон к уху, отвечает на звонок:
— Да?
— Я вышла из дома, прости, что так поздно… Ты ещё не спишь?
— Не спится. На какой улице встретимся?
— Давай на Оушэн-стрит.
— О, отлично. Минут через семь буду.
— Угу, я тоже сейчас подойду. До встречи.
Астрид отключается первая. Иккинг на долю секунды прижимает телефон к груди, шумно вздыхает; следом встаёт с дивана, спешит в прихожую. До Нового года остаётся двадцать пять минут.
На улице никого и ничего нет. Все горожане празднуют Новый год дома, либо за городом. Иккинг обожает это время, когда он может спокойно бродить по улицам, даже танцевать или петь, ведь никто не видит, что он делает.
Снег приятно хрустит под ногами, многоэтажки на Оушэн-стрит сияют всеми цветами радуги. На небольшом перекрёстке, недалеко от начала улицы, Иккинг останавливается, глядит на время. Без сорока двенадцать. Уже совсем скоро наступит Новый год.
«Иккинг!» — то была Астрид, что стояла на другой стороне перекрёстка; она махает ему ладошками, немного прыгает на месте. Хэддок улыбается чуть шире, убирает телефон и спешит подойти к Хофферсон.
Она бежит ему навстречу, кидается в его распростёртые руки; крепко обнимает.
— Я скучала, — первое, что говорит она, прежде чем взглянуть в его зелёные глаза, теперь такие родные.
— Я тоже, — признаётся Иккинг, мило улыбаясь; всё ещё держит свои ладони на её талии, — Как съездила к родным?
Астрид закатывает глаза, фыркает.
— Как обычно. Поели, поболтали, подарили подарки, укатили. Так каждый Новый год.
— Через минут пятнадцать уже Новый год, а ты не дома… — Астрид отмахивается на это, усмехается.
— Ну, мне хочется встретить его с тобой. Мама и папа уже спать легли, наверное… Они пьяны в стельку.
— Мой отец, наверное, тоже спит. Хотя, он должен быть на дежурстве…
— Дежурство? На Новый год? Серьёзно? — вскидывает бровью Астрид; Икк смеётся на это.
— С каких это пор вы, миледи, повторяете мою мимику? — Хэддок активно кривит лицом, когда говорит это; она тут же гогочет.
— Я не виновата, что эта твоя бровь так поднимается, а у меня появилась привычка делать также, — они смеются, постепенно направляются вглубь улицы; болтают о разном.
Проходит где-то минут десять, Иккинг и Астрид чувствуют, что уже вот-вот настанет новый день, а с ним и Новый год. Хэддок достаёт телефон, глядит на экран.
— Без двух минут, — говорит он вслух, глядя следом на Астрид.
— Уже? Блин, всё так быстро прошло…
— Да, это правда… Знаешь, что я загадал в начале этого года?
— Что?
— Встретить Новый год с тобой, — признаётся Иккинг, улыбаясь; глаза его начинают краснеть и слезиться то ли от чувств, то ли от ветра. Астрид тихонько вздыхает, выразительно смотрит на Икка. Они недолго молчат.
— Моё желание сходно с твоим, Иккинг. Я хотела стать к тебе ближе. И у нас двоих они сбылись, заметил?
— Угу. Ещё бы я не заметил, — хмыкает он, немного качая головой. Он сует свой нос в воротник, стоит так пару секунд. Вдали слышатся первые хлопки фейерверков.
— Уже?! — восклицает Астрид, мотая головой по сторонам, — Сколько времени?!
— Секунд тридцать
