– Нет, – подтвердил тот.
– Погоди, – сказал Мигель. – А ты считаешь, её нужно сбрасывать на эту гору-«муравейник», что мы наблюдали?
– А куда ж ещё? – удивился Конвей. – Одним махом семерых убивахом.
– Вообще-то Мигель прав, – сказал Всеволод Александрович. – Эта бомба уничтожит всё живое до последней бактерии в радиусе семисот километров. И неживое тоже. Ваша гора-«муравейник» превратится в пыль и пепел в любом случае. Нужно только залететь сквозь портал внутрь, сбросить бомбу и вылететь обратно до того, как она взорвётся. Можно даже не особо беспокоиться, что взрыв дотянется до нашего мира сквозь портал и устроит там местный армагеддон в полосе нескольких сот километров. Если мои расчёты верны, а они несомненно верны, портал захлопнется практически в тот же миг, как сработает бомба.
– Мне нравится это «только»! – воскликнула Ирина.
– Прошу прощения, – сказал учёный. – Действительно, не только. Нужно успеть за тридцать секунд.
Повисло молчание.
– Как за тридцать? – спросил Мигель. – У всякой хорошей бомбы есть замедлитель, который можно настроить как надо.
– Есть, – согласился Всеволод Александрович. – У нашей тоже есть. Максимум на тридцать секунд замедляет.
Повисла тишина. Конвей было протянул руку к бутылке с виски, но передумал и вместо этого выпил простой воды. Было слышно, как он глотает.
– Это в самом лучшем случае, – добавил старый учёный. – На самом деле, думаю, меньше. Возраст. Стареют не только люди – устройства и механизмы тоже. Любые.
– Сколько? – спросил Мигель.
– Реально? Двадцать секунд.
Из дверей кухни появился Георг Пятый.
– Может быть, чаю? – спросил он.
– Давай, – махнул рукой Мигель. – Действительно, хватит пить. Завтра трудный день.
– Да мы ещё и не начинали, – сказал Конвей. – Погоди, ты серьёзно, что ли? Двадцать секунд?
– Этого вполне хватит. Считаем. Две тысячи километров в час. Это пять с половиной километров в секунду. Так?
– Допустим…
– Так. Умножаем на семь. Получается тридцать восемь с половиной. Вполне достаточно.
– Почему на семь? – спросила Марина.
– Семь – туда, семь – обратно, четыре на разворот, – пояснил Мигель. – И секунда в запасе.
– Псих ненормальный, – вынесла вердикт Ирина. – Это самоубийство.
– Хорошо, пусть будет шесть. Как вы считаете, Всеволод Александрович, глубины в тридцать три километра будет достаточно?
Они проспорили до начала второго ночи. Коньяк, виски и ром при этом действительно отставили в сторону и пили вкуснейший, крепко заваренный Георгом Пятым чай.
Собственно, все возражения Ирины, Марины и Конвея сводились к одному – вариант Мигеля слишком рискованный, и они не могут на него согласиться.
– Ты ведь даже не летал на «Хвате» ни разу в жизни! – кричал, распаляясь, Конвей. – Как ты можешь быть уверен, что у тебя всё получится?!
– Я летал на аппарате, который круче любого древнего «Хвата» в тысячу раз, – отвечал Мигель. – Называется RH-42M Royal Hunter. Он же «Королевский Охотник», он же «Бумеранг». Слыхал про такой?
– А чего вы, испанцы, все такие дерзкие?
– С вас, ирландцев, пример берём. Серьёзно, Кон, о чём ты? Завтра подниму в воздух этот «Хват», сделаю пару кругов и буду готов. И вообще, хватит спорить, вы меня всё равно не отговорите. Все остальные варианты ещё хуже.
– Можно поставить на автопилот, катапультироваться перед порталом…
– И мной вместе с парашютом благополучно закусят демоны, сидящие в засаде на Ольхоне рядом с Шаманкой. Благодарю покорно. Или ты забыл, что случилось вчера?
Наконец разошлись. Каждый остался при своём мнении, но спать уже всем хотелось страшно, глаза слипались, и было понятно, что тактика под названием «утро вечера мудренее» в данном случае подходит как нельзя лучше.
– Обещай мне одно, – попросила Ирина, положив голову на грудь Мигелю.
– Давай… – пробормотал тот. Он уже почти совсем уплыл в сон и удерживался в реальности последним слабым усилием воли.
– Ты завтра на свежую голову всё ещё раз, как следует, обдумаешь. Как следует!
– Как следует, – повторил Мигель. – Обещаю.
– И ещё.
– Милая, я сейчас выключусь…
– Даже если не изменишь решения, а ты вряд ли его изменишь, я знаю. Ты вернёшься. Ко мне, к нам, к детям. Обещаешь?
– Обещаю. Погоди, – Мигель открыл глаза. – Софья и Сашка – это уже наши дети?
– А чьи же ещё? – очень спокойным голосом спросила Ирина.
– Ну да, правильно, чего это я, извини.
– Ничего, – прошептала Ирина. – Ничего, Мигель, тебе не за что извиняться, спи, мой хороший. Спи, и пусть завтра всё у тебя получится. У тебя и у нас всех.
Мигель её уже не слышал. Он спал.
Утром он проснулся рано. По ощущениям – около шести. Потянулся за часами на тумбочке, посмотрел – так и есть, шесть часов двадцать две минуты. Прислушался к себе. Выспался, настроение бодрое, похмелья – ноль. Да и с чего бы? Рому вчера было выпито не более двухсот граммов. Стакан. Да под хорошую закуску. Кстати, о закуске. Хочется есть и действовать. Он тихонько, чтобы не разбудить Ирину, поднялся, сходил в туалет, затем сделал несколько энергичных разминочных упражнений в качестве зарядки и отправился в душ.
Из душа вышел чистым, бритым и с желанием съесть слона.
«Попрошу Георга, пусть яичницу мне сварганит на завтрак, – думал Мигель, шагая на кухню. – Обычно я её на завтрак не ем, но тут что-то захотелось. Яиц, что мы из Верхнего Яра прихватили, еще много. Кончатся, понятно, но ещё не завтра. А завтра, надеюсь, наступит уже совсем другая жизнь. Совсем-совсем другая».
Пока шёл на кухню, успел подумать и о вчерашнем обещании, данном Ирине. О том, что вернётся. К ней и детям. Ну и ко всем остальным, конечно. Это было очень серьёзное обещание. По-настоящему мужское. Потому что совершить подвиг и, рискуя жизнью, сбросить, вероятно, самую разрушительную бомбу в истории человечества на голову врага из параллельного мира и тем самым заодно опасную связь с этим миром разорвать – это одно. Героический поступок, спору нет. Женщины кричат «ура» и швыряют вверх чепчики, а в героя – букеты цветов (в каждом – записка с номером коммуникатора, матрёшка в стакане!).
И взять в жёны любимую женщину, с которой знаком без году неделя, а заодно усыновить сразу двоих детей-трёхлеток, оставшихся сиротами, – это совсем другое. Тоже подвиг своего рода. Возможно, покруче первого.
«Тебе не стыдно? – спросил он у себя, входя в столовую. – Какой, на фиг, подвиг? Это счастье, мой друг. Счастье».
Со счастливой улыбкой на лице Мигель сунул голову в дверь кухни и позвал:
– Георг!
Стерильная тишина была ему ответом.
– Ау, Георг! – позвал он громче. – Ты заряжаешься, что ли, или где?
Он шагнул в кухню и огляделся. Никого. Стоп, а это что?
На чистом столе, ровно посередине, лежал большой лист бумаги. Лежал так, чтобы его сразу можно было заметить. Вот он и заметил.
Мигель подошёл, взял лист. Это была записка, написанная карандашом от руки. Твёрдой руки робота Георга Пятого.
«Дорогой хозяин! Простите, но вчера я невольно стал свидетелем вашего разговора. Считаю, что вы правы. Способ, предложенный вами, – единственно верный. Но. Первый закон робототехники гласит: «Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинён вред». Я – робот, и я не могу бездействовать и допустить возможность вашей гибели. Если бы вы приказали – да, я остался бы на месте
