Он уже взялся за свои штаны, но вдруг передумал. Шагнул обратно к Добаве, подхватил подрагивающие руки. Положил их себе на пояс, поверх завязок. И придавил сверху ладонью, давая знать, чего хочет.
Кивнул повелительно, указал взглядом себе на штаны.
Сам он тем временем размышлял — сообразит? И если сообразит, решится ли? Забавно будет посмотреть.
Тонкие ладони, с одной стороны прижатые его руками, задрожали сильней.
Но — сообразила. Правда, съежилась, приподняв плечи. Взгляд синих глаз заметался…
Однако рук не отдернула.
Пальцы девчонки, щекоча ему живот, неловко попытались нащупать завязки. Вниз не спускались.
Мужское копье Харальда, налившееся кровью еще там, за стенкой, сейчас пыталось прорвать ткань. Тоже подрагивало…
И Харальд, решив развлечься, отловил за запястье одну из трясущихся ладоней. Заставил Добаву пригладить навершие своего копья.
От ласки, пусть и вынужденной, его окатило удовольствием. Девчонка залилась румянцем так, что заалели даже плечи.
Ладонь под его рукой дернулась.
Он не отказался бы и дальше продолжить это дело — но тело все настойчивей требовало своего, так что Харальд с шипящим выдохом отпустил ее ладони. Сам рванул завязки на поясе, торопясь, скинул штаны.
И шагнул вперед, обнимая Добаву. Вскинул вверх, притиснул, радуясь ощущению мягкого, послушного тела в его руках. Кожа ее казалась чуть теплым шелком, ласкавшим его собственную шкуру.
Он двинулся к кровати, но замер за полшага до нее. Добава, уцепившись за его плечи, смотрела сверху вниз. Без страха, только со смущением — и счастьем.
А ведь знает, что я своих баб убиваю, шевельнулась у Харальда мысль. Только это, и ничего больше.
Нельзя так смотреть на того, от кого ждешь смерти, это неправильно. Своя жизнь для каждого должна быть превыше всего — золота, славы, прочих радостей. Разве что честь воина может еще что-то значить в этом мире, но не для всех…
А бабе вообще положено дрожать только за себя. И еще немного за жизнь своих сородичей. Вон Рагнхильд это хорошо понимает.
И все же он засмотрелся на Добаву. Даже желание, горевшее в крови, под ее взглядом притихло на пару мгновений.
Под конец она еще и потянулась к нему, доверчиво приоткрыв рот. От быстрого поцелуя у Харальда осталось ощущение, какое бывает от мелкой птахи, пойманной и зажатой в ладони. Быстрый теплый трепет…
А потом желание накатило еще сильней, и Харальд уложил Добаву на покрывала.
Желтоватое сияние светильника вызолотило белое тело, наполовину утонувшее в темном меху.
И Харальд, чувствуя вину — обещал ведь заласкать, а сам думает лишь о том, как бы побыстрей получить свое — улегся рядом. Хрипловато вздохнул.
Затем накрыл ртом ее грудь. Сначала одну, потом другую. Торопливо запустил ладонь между белых бедер. Ласкал там, внизу, протяжными движениями, уже с трудом сдерживаясь. Сам вздрагивал под напором желания…
Забава думала, что Харальд даст ей затрещину, как и обещал. Было обидно — но она понимала, что тот имеет на это право. Ведь предупреждал, а она его опять не послушалась. Хорошо хоть, не прилюдно накажет.
Харальд приподнял ей лицо — не спеша, словно присматриваясь, как бы половчей ударить — и ей вдруг вспомнилась тетка Наста.
Да так вспомнилась, что Забава зажмурилась и прикусила губу, готовясь принять удар. Отвыкла она от такого-то, и теперь было малость страшновато.
Но Харальд бить ее не стал. Вместо этого содрал и платье, и рубаху. Забава сначала даже подумала — может, по телу замахнуться хочет?
А когда он начал стаскивать с себя сапоги, поняла — пронесло. Радовалась до тех пор, пока Харальд не притянул ее ладони к своему поясу. И собственные руки с ее запястий не убрал, придерживая.
И смотрел сияющим взглядом…
Забава, ловя завязки непослушными пальцами, задыхалась от стыда. Лицо полыхало. Потом Харальд надавил, принуждая уже к другому, и у нее по ладони проехался его мужской срам. Руку словно обожгло.
Хорошо хоть быстро отпустил. Разделся до конца сам, обнял, вскинул, держа перед собой, понес к кровати.
Но за шаг до нее зачем-то замер. И тогда она его поцеловала. Не потому, что так и не побил. Просто хорошо вдруг стало.
Дальше Харальд ласкал, и получал свое, как муж от жены. Снова и снова. Так что счастье, плескавшееся в Забаве, понемногу начало переливаться в усталость.
И Забава наконец поняла — вот оно, ее наказанье. Когда уже и сил нет, а от ласки Харальда, тяжкой, безжалостной, никуда не денешься. И снова его дыханье, жар его тела…
Проснулся Харальд, как всегда, перед рассветом. Светильник ночью успел погаснуть. Добава тихо дышала рядом.
Два дня ей будет больно сидеть, мелькнула мысль. И от его поцелуев, от его хватки на белой коже выступят синяки.
Зато ему сейчас было легко и спокойно. Легкая тень стыда шевельнулась — и тут же угасла.
В следующий раз, спокойно подумал Харальд, пусть дважды подумает, прежде чем ему перечить.
Он полежал еще немного, потом встал. В темноте прошелся по опочивальне, собирая разбросанную одежду и натягивая ее на себя. Прихватил секиру, вышел, неслышно ступая.
Засов с той стороны, когда Харальд его задвинул, скрипнул. Надо бы смазать, мельком подумал он.
И, подойдя к стражам, дремавшим возле двери Кресив, но вскочившим при его появлении, буркнул:
— Ту девку, что сидит в моих покоях, тоже стеречь. И еще кое-что. Как только к ней, — Харальд взмахом руки указал на дверь своей опочивальни. — Придут рабыни, пусть отведут ее в баню.
Потом, скривившись, добавил:
— К этой тоже никого не подпускать. Не хочу, чтобы она узнала… — он сделал паузу, давая воинам время, чтобы они сами додумали его слова — ярл не хочет, чтобы его девки узнали, как кончают жизнь все его бабы. Закончил мрачно: — Поэтому, когда она пойдет в баню, один из вас отправится с ней. Светловолосую тоже сторожить. Все ясно?
Харальд дождался трех дружных кивков, и вышел во двор.
После коротких раздумий из всех новых хирдманов Харальда Рагнхильд решила выбрать Убби.
Имена всех четверых она узнала еще в пути, прислушиваясь к разговорам воинов. Убби, Кейлев, Бъерн и Ларс.
Но Убби не просто встал под руку Харальда, когда тот убил его прежнего ярла — он еще и привел к нему девять десятков воинов. А это означало, что к его словам Харальд будет прислушаться в первую очередь.
Дело она решила в тот же день. Просто вышла во двор, и, скромно потупившись, попросила первого попавшегося воина отвести ее к Убби.
Тот находился у ворот — ржал, перебрасываясь шуточками с викингами, стоявшими на страже. Завидев Рагнхильд, Убби молодцевато выпрямился.
Не молод, подумала Белая Лань, подходя к нему. Но и не стар. Лет тридцать шесть или около того. Сумел сообразить во время боя, за кем будет победа, несмотря ни на что — и вовремя переметнулся. Значит, неглуп.
— Я
