Борис Дорс стоял рядом с ней, смотрел в окно, как генерал, видящий поражение своих войск, но еще готовый вдохновлять на сражение последних, оставшихся рядом с ним верных людей. Он видел сводку, слышал разговоры, которыми полнились залы и коридоры дворца и ответы на многочисленные, поступающие из всех концов города телефонные звонки. Знал о том, что сейчас происходило на улицах Гирты. Он уже был осведомлен, что колонна графа Тальпасто с развернутыми боевыми знаменами беспрепятственно входит в город с юга, и никто не оказывает ей сопротивления. Знал, что мосты через Керну перекрыты, что в северных районах по тревоге подняты ополчение и дружины, а люди Биргера Гамотти уже перешли реку и держат часть Западного квартала и перекресток проспектов Булле и Рыцарей. Знал, что недавно в восточные ворота Гирты вошел конный авангард колонны Ринья в две сотни человек и занял их. Что с Елового предместья на город идут изменившие учебный маршрут войска мятежного маршала и этот отряд обеспечит им беспрепятственный проход внутрь городских стен. Знал, что в доме депутатов, бежавшие от пожара магистр Роффе и банкир Загатта, младший брат и подельник казненного им на фестивале казнокрада, лоббиста и беспринципного дельца, под надзором эмиссаров Гамотти и охраняющего перекресток барона Марка Тинвега уже готовят манифест об организации учредительного собрания и отмене герцогской власти в Гирте. Что граф Прицци выдвинулся во главе своей дружины, чтобы атаковать дворец и казармы гвардии, арестовать всех и провозгласить себя лордом-протектором при новой администрации герцогства. Знал, что никто из жандармерии Гирты не остановит его, не окажет ему, как военному коменданту и командиру никакого сопротивления. Знал, что майор Вритте, недавно покинувший дворец под предлогом того, чтобы лично возглавить немногочисленную регулярную армию и подавить мятеж, скорее всего перейдет на сторону графа, чтобы, избежав бессмысленного кровопролития, после его уже фактически достигнутой победы, получить очередное служебное повышение. Знал, что немногочисленная герцогская гвардия и пажеский корпус — полторы сотни мальчишек-юнкеров, учащихся военному и государственному делу при герцогском дворце, даже при всей своей отваге и желании не смогут оказать мятежному коменданту и его людям никакого существенного сопротивления. Знал он и то, что ждет его самого и принцессу Веронику: арест, трибунал и неминуемая и позорная казнь в качестве предателей и государственных изменников.
Как только начался пожар в ратуше, где, судя по донесениям, вспыхнул весь первый этаж, подожженный сразу с нескольких мест, маркиз призвал к себе сына и приказал ему седлать коня, взять внучку графа Тальпасто Эвилину, отвезти ее деду, подальше от места предстоящей битвы и сдаться ему в плен. Сказал, что сейчас ему важно не пасть плечом к плечу с отцом в неравной и бесславной схватке, а тем более не быть казненным вместе с ним, а выжить, сохранить кровь семьи, потому что из их рода из мужчин остались только они трое с дядей Дезмондом. Что, скорее всего, граф Дуглас сохранит ему жизнь и не отдаст на расправу графу Прицци, пожелав вначале получить за юного маркиза богатый выкуп, который непременно предложит за внучатого племянника епископ Гирты.
Отправив прочь Елисея, Борис Дорс приготовил расщепительную гранату, ту самую, которую много лет назад дал ему полковник Адам Роместальдус, сказав, что при случае она принесет ему быструю и безболезненную смерть. Достал ее из ларца и положил в поясной сумке так, чтобы можно было легко нащупать ее рукой и инициировать в любой момент и направился на третий этаж, в кабинет к принцессе Веронике.
С тяжелыми мыслями медленно шел, поднимался по лестнице, словно пытаясь отдалить этот страшный и неминуемый шаг, когда придется задействовать заряд, избавить ее и себя от пытки, тягот тюрьмы и унижения. Готовился себя к тому, что это последние минуты или часы его жизни, прекрасно осознавая, что все эта битва уже проиграна. Он пытался молиться, но не мог. Его сердце разрывалось от досады и тоски: как он вообще мог так ошибаться, ведь он еще давно заранее чувствовал, знал, что его и без того полный неудач, осуждения окружающих и глупых насмешек жизненный путь окончится именно так глупо и отвратительно, не обернется ничем иным, кроме как предательством и позорной смертью.
В его голове проносились страшные беспокойные мысли: сложить оружие, как майор Вритте, как комендант Тиргофф, как многие другие, склонить голову, смиренно подставив ее под неправедный меч, чтобы о нем потом сказали, что он мученик и святой, или просто наивный обманутый глупец. Мог бы взвести гранату прямо сейчас, спасти от страшной участи и казни любимую им герцогиню, мог бы призвать Звездопада и приказать унести их прочь из Гирты…
Но Борис Дорс был не той породы. Он был христианином, прошедшим войну солдатом, человеком видевшим много зла и несправедливости и он точно знал, что раз Господь Бог вверил ему обязанность быть рядом со своей нареченной, принцессой Гирты, в столь сложное время, дал силы и возможность что-то изменить, то значит Он ждет от него не отступления и не бессмысленной мученической смерти смиренного праведника в руках беспринципных вероломных злодеев, которые и глазом не моргнут, пойдут на любую мерзость ради своих низменных сиюминутных целей, а реального действия. Он хотел протянуть руки к герцогине и крикнуть как в бою:
— Нет, мы еще победим! Мы сможем, мы пробьемся, сокрушим их таранным кавалерийским наскоком! Нам некуда отступать! Все проиграно, но с нами Бог, Он не позволит, мы сможем, мы победим! — но он знал, что скажи он это, ледяное отчаяние, жажда быстрой и легкой смерти сменит в сердцах холодную, исполненную отваги и воли к действию решимость. И тогда дрогнут и побегут слабые, а сильные будут растоптаны численно превосходящим противником.
Борис Дорс мысленно перекрестился и прочел про себя.
— Господи, не оставь меня грешного. Дай мне сил и смелости пройти тот путь, что ты предназначил мне.
И вслух обратился к герцогине.
— Моя леди — чуть отступив в сторону, склонив голову, со спокойствием и уверенностью капитана, что руководит эвакуацией с обреченного судна холодно и сдержанно произнес маркиз — я с вами. Я не оставлю вас, как не оставят и те, кто служит
