Переход был неожиданным. Винсент окончательно понял, что Мирра – ненормальная, как и он, только еще хуже.
Он молчал, пока она наслаждалась своим коротким спичем. Мирра знала и понимала больше, чем все. И, боже, как же ей это нравилось… Винсент в жизни не встречал более самовлюбленной женщины. Это сквозило во всем: в ее хорошо контролируемых, но таких упивающихся собой интонациях, во взгляде, в позе…
– И что за работа? – наконец решил спросить он.
– Расшифровка древнего языка. Некоторые подсказки у меня есть, и я тебе их дам. А ты доведешь работу до конца.
– Почему ты думаешь, что я смогу, если ты не смогла? Сама сказала, ты – альфа-хакер, – усмехнулся Винсент.
– Здесь нужен другой подход, – снисходительно ответила Мирра. – Я знаю, на что ты способен, просмотрела тебя «от» и «до», Винсент, или… Войта, как звала тебя мама. Имя, которое ты предпочел забыть… Сейчас отдыхай. Работа будет потом.
Мирра проверила капельницу, поправила иглу и отправилась к двери. Винсент молча следил за ее передвижениями.
Происходящее ему не нравилось.
У выхода она остановилась и вновь посмотрела на Винсента со своей понимающей улыбкой.
– Ты не сделаешь ничего плохого, – покачала она головой. – Твоя мама всегда хотела, чтобы ты делал только добрые вещи. Это будет во благо.
Белая дверь за ней задвинулась. Винсенту хотелось взять капельницу и швырнуть ей вслед.
* * *Следующие два дня ровным счетом ничего не происходило. Он лежал полутрупом, а пухлый рыжий ассистент Мирры пару раз брал у него кровь для каких-то анализов. Единственное, о чем Винсент с ним говорил, так это о состоянии своего здоровья. Сказали, что с ним все будет в порядке, но его физическое тело истощено.
– Мирра проделала очень тонкую работу, вернув вас, – поделился ассистент, подсоединяя очередную капельницу. – Вашему организму нужна мощная внешняя подпитка, чтобы закончить регенерацию. Восстановление – процесс, увы, не быстрый.
– У вас тут все неплохо организовано. Можно мочить людей, а потом их оживлять.
Это ее прихвостень никак не прокомментировал. И Винсент опять остался в одиночестве. Его вещи изъяли. На нем болталась только больничная рубашка на завязках с открытой спиной. Задница была исколота шприцами. Ему впрыскивали что-то внутримышечно. По рукам разбегалась жуткая паутина синяков от капельницы, и это напомнило о запястьях матери. Поэтому на руки он старался не смотреть.
Винсент не знал, что в него вкачивали, но чувствовал себя с каждым днем лучше. Еще через пару дней мог сам встать и ни шатко ни валко бродить по палате. В этот же день от него отцепили мочевой катетер.
От рыжего подлизы Мирры он узнал, что с момента его смерти прошло два месяца. Все это время его тело находилось в заморозке. Со дня регенерации прошло две недели, которые казались вечностью.
К его обиталищу примыкала небольшая ванная комната, и спустя долгое время он увидел себя в зеркале. У него уже отросли небольшие усы и борода, не скрывавшие ввалившихся щек. Самыми выпуклыми на лице были глаза: светло-зеленые, пристальные. Глядя самому себе в лицо, он наконец-то поверил, что жив.
Винсент снял рубашку и осмотрел перед зеркалом совсем исхудавшее тело. На груди появилось нечто новое. Рядом с затянувшимся, но еще свежим следом от пули выступали незнакомые шрамы. Подойдя к своему отражению вплотную, Винсент понял, что это какие-то знаки, походящие на замысловатую смесь скандинавских рун и древнеегипетского иероглифического письма.
Пальцы коснулись этого места на коже.
– Вначале было Слово… – пробормотал он.
Внезапно над головой раздался легкий треск, и ванную наполнил знакомый женский голос, отливающий металлом:
– Как себя чувствуешь, Войта?
Он задрал голову и увидел под потолком громкоговорители.
– Сойдет. Не хотите ли вы с Рыжиком принести мне бритву?
– Мориц тебя побреет позже. Пойми правильно: мы не желаем, чтобы ты испортил наш труд.
Винсент хмыкнул, продолжая разглядывать свои странные шрамы. Ему не доверяют. Вдруг он вскроет себе вены им назло… Но это было бы глупо.
– И то верно. Чужой труд надо уважать.
– Я навещу тебя вечерком.
– Спасибо, мамочка.
Мирра отключилась.
Винсент облокотился жилистыми руками о раковину, снова глядя на себя в упор.
Что-то произошло с ним между жизнью и смертью. Он был собой, но при этом собственное тело стало ему чужим. В зеркале брезжил кто-то другой.
«Господи, Ты – наш Отец, мы – глина, а Ты – гончар наш, мы все – дело рук Твоих…»[14]
– Но если меня воскресила женщина, чье слово даже не было первым, то кто истинный гончар? – тихо сказал Винсент, а потом добавил: – И если по смерти я видел только каменный обелиск, где же Царствие Твое, которое мне обещали?
Как бы сильно Винсент ни недолюбливал Отца Небесного, в эту самую минуту их конфликт был наконец-то исчерпан – перед зеркалом, где он заключал перемирие со своим отражением. Единого Бога не было. Теперь Винсент твердо это знал.
* * *Мирра пришла к нему очень поздно. О времени Винсент судил, глядя на маленькие электронные часы, встроенные в стену.
Она появилась и сразу принесла с собой смесь внешних запахов: жареной еды, табака, ветра, ночи. Винсент скучал по последнему аромату. Ночь всегда дивно пахла. А здесь ее не было, даже если часы показывали полночь.
– Здравствуй, – шутливо сказала она, живо ощупывая его лоб и проверяя зачем-то белки глаз. – Как поживаешь?
– Да нормально.
– Как тебе ужин?
– Суп вы варили из старых тряпок, а так – ничего.
– Мне нравится твой жизнерадостный настрой.
– А что мне, плакать?
Мирра присела рядом на кровать и иронично осмотрела Винсента. В ее поведении проглядывало что-то от заботливой наседки, хотя все действия были сухими и лишенными эмоциональности. Мирра умела опекать. Это была ее техника взаимодействия с другим.
– Завтра мы принесем тебе стол, компьютер, и я введу тебя в курс работы. А сейчас проясню первичную информацию.
Винсент даже не паясничал. Любые сведения были важны.
– Как я уже сказала, у нас, в «Прометее», были боги. Были, пока вы их не выпустили как кур. И они даже умудрились убежать из тюрьмы, воспользовавшись незащищенными лазейками, о которых я не знала. Но я их уже перекрыла. Больше никто отсюда не выйдет без моего ведома. Все это тем не менее не так страшно, потому что главный трофей все еще у нас. Завтра ты получишь все материалы о том, кто такие боги. Твоя непосредственная задача – быть тем, кем ты всегда был: гениальным хакером. Я знаю, что ты полиглот с фотографической памятью: в пять лет говорил на семи иностранных языках, в двенадцать – уже на двадцати, включая латынь и древнегреческий. Языки программирования ты рассматривал как очередную знаковую систему со своей логикой. Поэтому тебе не составит труда расшифровать древние письмена богов и передать их смысл мне. Алгоритм расшифровки частично имеется, его разработала я.
– А что я
