Но вылазка удалась без происшествий и потерь. В квартире они немного успокоились. Рут с Винсентом все так же спали и даже не заметили, что они оба пропадали на какое-то время.
А Фидель и Саид уснуть не могли: нервы все еще были оголены. Они засели на кухне с чашками горячего чая и одновременно уставились в окно, за которым дрожали белые шары. По стене соседнего дома пробежала Оса, но сейчас это пугало не больше, чем изображение в телевизоре.
Затем Фидель рассказала ему правду, потому что больше не хотела неумело вести двойные игры, в которых она вечно делала осечки. О дорожной пыли, богах и котле мироздания, где когда-то бурлил Хаос. Также поделилась смутными подозрениями, что Королева знала способ остановить конец света, просто не сказала ей.
– Так давай найдем его сами, – горячо предложил Саид. – Я хочу назад, в свой мир. Он мне, знаешь ли, больше нравился. У нас есть их письмена и мозги. Если Винсент смог расколоть тайны богов, то все вместе мы тем более справимся. Только расскажи ему то же, что и мне.
– Мне еще надо найти Старуху, не забывай. Кларисса жила в Пфорцхайме, но я не ручаюсь, что она и сейчас там. Королева сказала ждать ее на Перекрестке, и, значит, скоро я уйду туда. Не знаю, надолго ли… Мне придется одновременно тратить энергию на защиту этого дома и потусторонние прогулки. Это полный трындец, я тебе скажу. Может, это станет дорогой в один конец, если возвращаться будет некуда.
– А Страж не уведомит тебя, когда она придет к нему?
– Слушай, он не шлет эсэмэсок, – фыркнула Фидель. – Откуда ему знать… Ай!
Она выронила кружку, и ее содержимое разлилось по столу.
Руку невыносимо жгло. Саид непонимающе смотрел на нее, пока она освобождала свое израненное запястье из узкого кружевного рукава. На коже виднелся свежий надрез, но не она его делала. На ее глазах разрез раскрывался шире, обнажая ее плоть, и от боли хотелось выть и кусать губы.
Никогда еще она с таким не сталкивалась. Надрез превратился в крест… или Перекресток. Интуитивно Фидель поняла, что это вызов. Форма раны намекала, что кто-то на другой стороне ждет ее, вырезая знаки на ее коже.
– Где-то был бинт, – бестолково засуетился Саид.
– Не надо… Жди меня.
С этими словами Фидель закрыла глаза, уже в который раз отдавая себя знакомой тяге с той стороны. Миг пролетел, и она снова стояла в столбе завихряющейся золотой пыли. И первое, что увидела, был даже не Страж, а тот самый блондин, который принес Нико в жертву: он стоял перед ней, запустив руки в карманы. Голова всклокочена, глаза налились…
Рефлекторно хотелось броситься на него и придушить голыми руками, но она сдержалась. Фидель помнила, что видела через глаза Стража. Этого хлыща Кларисса держала на здоровом поводке. В некотором роде он тоже был жертвой в цепи беспощадных сделок с богами. Более того, к сожалению, не знал, что от жертвоприношения одним надрезом не отделаться.
– Это ты? – пораженно спросила она. – Ты… связался со мной? Я даже не знала о возможности такого.
– Не я, – покачал он головой. – А вон тот каменный парень прямо позади тебя. У нас трехсторонние переговоры, и третья сторона… он сам. Кстати, я – Данила Хаблов, если что.
Фидель коротко обернулась. Страж выглядел как обычно, словно он и не при делах.
– Живо говори, что тебе надо, – холодно сказала она, оценивающе оглядывая его.
Странноватый человек. В нем сочеталось практически все: беспринципность, трусость, наглость и при этом смелость, расчетливость и почему-то эмпатия. Фидель изредка встречала такой типаж, и он ее бесил, потому что эти люди могли быть всем и сразу: и ублюдками, и святыми.
– Нам надо сворачивать цирк ужасов, – решительно заявил этот Данила. – Поэтому ты здесь.
– Знаешь лазейку?
– Типа того. Можем убить двух зайцев сразу. Но нужен еще один медиум, я один не справлюсь.
* * *В машину Хаблов залезал в полуобморочном состоянии. От энергетических затрат он чувствовал себя как в пьяном бреду, ноги еле шевелились. Ему казалось, что события вокруг происходят слишком быстро, он так и не понял, как оказался за рулем. И в таком состоянии ему еще надо было добраться до Пфорцхайма.
Фидель добавила от души. Ее волшебство ударило как большая боксерская перчатка. Так бывает только в нелепых мультфильмах, где героев постоянно мутузят, жгут, взрывают, а они выживают. Вот и он… выживает.
«Она ничего не пронюхает. Моя работа – ювелирная. Мое колдовство – искусство», – надменно звучал голос рыжей в его голове.
«Да-а-а… ты же у нас хозяйка медной горы…» – в дурмане думал он, на автомате проворачивая ключ зажигания.
Но Фидель Бажова не читала и уральских легенд не знала. Она просто сделала свое дело. Теперь Кларисса не узнает об их замысле. Он для нее – белое пятно и будет транслировать ее чутью лишь то, что та хочет видеть.
А ведьма хочет видеть его любовь и верность.
Все в этом мире – жертвы своих желаний.
Ну и ладненько. Ну и поехали.
Он как раз отъехал от дома, и вовремя: раздался жуткий грохот. В зеркале заднего вида Данила увидел, как на стену приземлилась огромная Оса, которая пробила лапами два окна – таким широким было расстояние между ее конечностями. Снова раздался низкий горловой звук, выражающий голод этой твари.
Данила обратил взор на дорогу, объезжая опрокинутые фонари. Уже светало… В лучах слабого осеннего солнца он видел, как перекатывается по дороге мусор из перевернутых баков и контейнеров. Полиэтиленовые пакеты походили на призрачные перекати-поле… Над домами впереди вились появившиеся за ночь пористые шары, откуда одна за другой выбирались на утренний корм Осы.
«Скоро все закончится. Всегда есть больше чем один выход», – подумал он с необъяснимой решительностью.
Впервые в жизни он знал, за что стоит бороться: за этот мир, как бы патетично это ни звучало. Но не за то, каким его создали боги. А за то, каким он стал со временем благодаря им, людям. Несовершенный, глупый и довольно жестокий, но при этом единственный, в котором хотелось жить человеку.
* * *Винсент не спал. Его чуткий слух улавливал множество звуков, а воспаленный мозг не мог перестать их обрабатывать. Он анализировал, даже находясь в дреме.
Лично его Осы не очень волновали. Да, они опасны и, кажется, скоро заселят всю планету, а люди пойдут им на корм. Но единственная мысль, которая при этом возникла, была совершенно не той, какой ей следовало быть: «Давно пора…».
К этому миру он охладел еще в детстве, и никакой любви к людям, населявшим его, не питал. Что им делать? Выдохнуть и не дергаться… Единственное, что не давало ему
