Роланд стоял у окна, опираясь руками на край стола. О настоящем его состоянии говорило только тяжелое, сбивчиво дыхание.
— Тебе нельзя вставать, — Рута тщетно старалась унять дрожь в голосе.
Мужчина посмотрел на нее и отрицательно мотнул головой, от чего у него тут же перехватило дыхание.
— Я поклялся, что ни капли ее крови не окропит землю, — выплюнул он, заходясь в надрывном кашле.
— Может, их и не найдут… — Рута умоляюще посмотрела на раненого. — Марушка в лес собиралась, там есть, где спрятаться и переждать.
Роланд не стал тратить силы на пустой спор. Он медленно оторвал ладони от стола и, пошатнувшись, сделал шаг. Рута отошла в сторону, наблюдая за тем, как нетвердой походкой, держась за стену, он направлялся к выходу. Помедлил, осматриваясь. С трудом, опираясь рукой на ларь, достал из угла котомку и перетряхнул ее содержимое, пока в его руке не блеснул меч, припрятанный Лисом в складках куртки.
— Постой, — позвала хозяйка дома, но Роланд не обернулся.
Идти или не идти за девчонкой, спасать попутно шкуру вора, рискуя собой, только чтоб ключ не попал в руки орды, — у него не было выбора.
— Стой же, — Рута бросилась за раненым, — я помогу. Так нельзя… Это запрещено, — оправдываясь бормотала она, обшаривая полки с травами, сбрасывая метелки на пол, — но ты же не послушаешь. Я делаю на продажу разные снадобья. И запрещенные тоже…
Наконец она достала маленькую бутылочку и протянула Роланду.
— Пей.
Он сначала сделал глоток, потом вопросительно посмотрел на знахарку.
— До дна, — твердо сказала она, и продолжила, только удостоверившись, что выпито все до последней капли. — Не знаю, надолго ли его хватит. Ты не будешь чувствовать боли…
Впервые взгляд его потеплел. Роланд с благодарностью кивнул и направился к выходу. Рута неодобрительно покачала головой ему вслед.
— Швы на твоих ранах свежие, — предупредила она. — Могут разойтись в драке, и не заметишь, как умрешь от потери крови.
Роланд не услышал ее — кровь стучала в висках, заглушая звуки вокруг. А если бы и услышал, все равно не вернулся.
* * *
Шагая по лесу Марушка мрачно молчала, обдумывая, как начать разговор. Лис дулся и почесывал предплечья — мало того, что отыграться не получилось, так еще и в крапиву влез, пытаясь срезать путь. Девочка повернулась к нему, пристально вглядываясь в лицо друга. «Бедненький, как же он терпит? И ни словом, ни жестом не показывает, что болен» — переживала она.
— Я могу помочь тебе, если разрешишь, — нерешительно начала Марушка.
— Скажешь, наконец, как работает ключ? — Лис оживился, наклоняясь к ней ближе.
Марушка неуверенно качнула головой, опуская лицо.
— Нет. Зато могу решить твою деликатную проблему, — наконец выпалила она, не решаясь поднять глаз на Лиса, — это не скоро, но если не отказываться от лечения — и сыпь, и зуд, и жжение пройдут.
— Чего? — опешил Лис.
— Марьяна мне все рассказала, — вздохнула девочка, смущенно комкая подол платья. — И я сразу вспомнила, зачем ты приходил к Федоре…
Лис от праведного негодования пошел багровыми пятнами:
— С дуба, что ли, рухнула? Да я здоров как бык! — и встретившись с сомнением в глазах Марушки, принялся расстегивать ремень, — Хочешь посмотреть?!
Девочка зажмурилась и отскочила, закрывшись для уверенности ладонями.
— Не надо! — пискнула она и, выглядывая через щелочку между пальцами, спросила: — Зачем тогда Марьяне про перелой сказал?
— Чтоб отцепилась, — отмахнулся Лис, — баба прилипчивая, как банный лист. Проходу не давала, вот и брякнул первое, что в голову пришло…
— А я думала, ты… — начала Марушка, не спеша отнять ладони от лица, пока Лис не запахнет ремень.
— Что? — вспыхнул он. — Неразборчивый? У меня может, зазноба есть, и я ей верность храню, — выпалил, затягивая ремень на болтающихся штанах.
Марушка во все глаза уставилась на Лиса.
— Думаешь, вру? — хмыкнул он, верно трактуя ее взгляд.
Порыв ветра качнул мохнатые лапы высоких елей. Единственная выросшая посреди лысой поляны сосна скрипнула пустой сердцевиной. Девочка задумалась на мгновение, неловко разглядывая туесок в руках.
— Ты любишь Малену? — пытливо глянула на Лиса и, не дав ответить, кивнула своим мыслям, — Она добрая и очень беспокоится о тебе.
— Не гадай, — отмахнулся Лис, и тут же подтолкнул Марушку к поляне, — гляди, земляника поспела! Собирай давай.
Растянувшись в траве, с интересом наблюдал, как сосредоточенной пчелой металась по полянке Марушка, собирая спелые ягоды в туесок.
— А ты, Муха, часом не наврала мне про ключ? — внезапно спросил он, отбрасывая в сторону непонятно как затесавшуюся у него в ладони недоспелую беленькую ягоду.
— Я никогда не вру! И не называй меня так! — взвилась девочка, дернув рукой так резко, что часть земляники из туеска просыпалась на землю. — У меня имя есть! Я — Марушка!
— Разве? — Лис нарочито безразлично пожал плечами, — Дурацкое оно какое-то.
— Как будто у тебя лучше, — обиделась девочка и нехотя пояснила: — Федора назвала меня Марь.
— Нет такого имени, — заверил рыжий, с хитрым прищуром наблюдая за подругой. — Бабка-то, я смотрю, тебя не шибко любила, раз кличку от балды придумала.
Марушка принялась выуживать из зарослей пырея просыпанные ягоды.
— Вообще-то, марь — это травка такая, — выпалила девочка и стыдливо добавила, — сорная.
Лис захохотал. Марушка покраснела до кончиков ушей и в порыве бессильной злости швырнула в него земляникой.
— Буду называть тебя Мара, — тот вытер подступившие от смеха слезы, а заодно и полоску красного сока от переспелой ягоды, прилетевшей в лицо, и довольный собой подмигнул девочке. — Звучит внушительно. Согласна?
Марушка бессильно кивнула — все лучше, чем «Муха».
— Я хочу поскорее уйти, — наконец смогла она честно сказать о мучившем ее в последние дни.
Лис внутренним чутьем понял, что дело вовсе не в земляничной поляне.
— А к Руте в ученицы пойти, а сирым и убогим помогать?.. — начал он, но осекся — продуманный план спихнуть девчонку за местную знахарку провалился с треском еще на подходе — Марушка уже знала и умела больше, чем Рута, лечившая селян в одиночку не один год.
— Я… — Марушка запнулась, — я, кажется, вообще не хочу быть знахаркой.
Лис поднялся на локтях, а затем и сел, разглядывая ее, будто впервые увидел.
— Я могу лечить многие болезни, я умею, — размышляла Марушка, усаживаясь на траву рядом с Лисом, — но я не Федора. Она без страха ходила в мертвое село, когда там лютовала чума, чтоб облегчить страдания больным. Федора любила людей. А я не могу их полюбить… Мне они ни капельки не нравятся, — жалобно призналась она.
— А я?
Девочка посмотрела снисходительно и положила голову ему на плечо:
— Это другое. У меня же кроме тебя нет никого.
Марушка помолчала, разглядывая колышущиеся колоски куриного проса на поляне, а затем как-то зябко пожала плечами:
— Мне плохо здесь.
Лис вздохнул и сдался:
— Значит, уйдем, — кивнул он, неловко попытавшись обнять ее одной рукой.
Оба с опаской повернулись,
