Рута едва слышно кашлянула. Марушка и Лис повернулись к ней.
— У меня есть еще запас песьей вишни, которого дала ему перед боем… — начала она неуверенно.
— Не знаю, насколько хороша эта мысль, — задумалась Марушка. — Надеюсь, что видения начнутся сильно позже. Хотя бы, когда закончу шить. Кто знает, что он увидит во мне и от чего начнет защищаться? Сколько ты влила в него?
Рута качнула головой:
— Не больше двух глотков.
— Неправда, — вспылила Марушка, — с двух глотков и до притоки не дополз бы с такими увечьями. Не то, что мечом махать. От него настоем разит на аршин.
Девочка пытливо посмотрела на Роланда:
— Сколько ты выпил?
— Всё, — попытался пожать плечами, но тут же скорчился от боли мужчина.
Рута сделала вид, будто разглядывает узор паутины под потолком.
— В посудине оставалось на самом дне, — призналась она. — На полную кружку не набралось бы даже.
— Ого! Да с полкружки можно пяток здоровых мужиков отравить. — Марушка растерянно посмотрела на хозяйку дома, сжимая окровавленное полотно в побелевших от напряжения пальцах. — Больше ему никак нельзя.
— А если от боли помрет, пока шить будешь? Если сердце станет? — не отступала местная знахарка.
— Будто от сонной одури сердце встать не может. Ее по каплям считать нужно, а не кружками вливать, — Марушка просмотрела на тяжело дышащего раненого, облокотившегося всем весом на стену. — У него все ребра в шрамах — значит, умеет боль терпеть.
— Давай хоть глоток еще выпоим, чтоб не мучить? — настойчиво предложила Рута, подходя к печи за снадобьем. — Рискуем, хоть так, хоть эдак. А с настоем, если вдруг что — уйдёт, словно в сон провалится, даже не почувствует…
Роланд нервно придвинулся, не вставая с ларя, вперед.
— Я потерплю, — хрипло процедил он, заканчивая спор.
Рута покраснела, но уговаривать дальше не стала. Вместо того переключилась на закипевшую воду. Иголка, которую опустили в миску с кипятком, теперь медленно остывала на окне. Марушка выглянула на двор. Собиралась было помолиться, но в последний момент передумала — не до того. Заламывая руки, нервно прошлась до стола. Взяла лучину и вернулась к ларю, на котором, привалившись к стене, сидел раненый.
— Потерпи, пожалуйста. Мне очень жаль, что так вышло, — бросила она, стараясь скрыть дрожь в голосе.
Девочка опустилась на колени и поставила лучину так, чтобы хорошо видны были в ее свете неровные, с коркой запекшейся крови края раны. Иголка, крепко стиснутая в пальцах, уже не танцевала, как в первый раз, но и шибко увереннее Марушка себя не чувствовала. «А теперь, может, зашью ровнехонько», — подумалось ей, и девочка немного успокоилась. Смогла раз — значит, сможет и второй. Главное, повторить все в точности так же, не упустив ни одной мелкой, но важной детали. Всего несколько дней назад Роланд лежал перед ней бесчувственный, холодный, как озерная лягушка, а теперь он, превозмогая боль, сидит почти без помощи и реагирует на ее голос. Если бы не бессмысленная чернота зрачков, показывавшаяся всякий раз, когда он, блуждая взглядом по комнате, останавливался на ее лице, можно было подумать, что все не так безнадежно, как в прошлый раз.
— Ты можешь говорить со мной, — подумала Марушка вслух, пытаясь поймать взгляд Роланда. — Когда замолкнешь или станешь отвечать невпопад, я пойму, что что-то не так.
«И быстро закончу, чтобы ты не успел меня или кого другого покалечить» — добавила уже про себя, ощущая тревогу, пробежавшую мурашками по спине.
— Лучше ему молча сидеть, чтоб силы сохранить, — выдавила Рута, разглядывая бледное лицо раненого. — Все ж, рану зашивать — не лист чирьевой травы к царапине прикладывать.
— А если сознание от боли терять начнет? — Марушка вопросительно глянула на нее.
— Я послежу, чтоб не откинулся, — вклинился нетерпеливо Лис. Удерживать буйного раненого за ноги — удовольствия мало. — Штопай давай.
Марушка повела плечами, сбрасывая напряжение. Но ничего не изменилось — мурашки так же бегали по спине, и почему-то обидно задрожал подбородок. «Да что такое? — подумала девочка, — почему мне так страшно и больно за него?» И Рута, и Лис застыли в ожидании. Стиснув зубы, пытался сдержать стон Роланд. И Марушка, не дав Лису, примостившемуся у ног раненого, знака, начала шить. Иголка вошла с тугим скрипом, от которого девочка сама поморщилась, но тут же выпрямила спину, вспоминая, что ей сейчас нельзя терять самообладания. Роланд стоически терпел, едва вздрагивая, от вонзавшейся в кожу иголки.
«Не хочет говорить, не надо, — подумала девочка, крепко сжимая края раны, — сама разберусь, когда начнется». Сначала Марушке хотелось сделать все нежнее, чтобы теперь, пока он в сознании, меньше чувствовал боли. Иголка, предназначенная для тонкой ткани, не собиралась просто так пробиваться сквозь кожу. Тогда Марушка поняла, что только мучает своего похитителя, когда можно сделать все справно и быстро.
Роланд дернулся, и через проторенный иглой путь для грубой нити выступила алая капля. Марушка, сцепив зубы, сдержала писк. Вместо того чтобы снова впасть в отчаяние от своей неумелости, промокнула кровь сложенной вдвое полоской полотна. Вздохнула, и затянула узел.
Роланд некоторое время беззвучно шептал что-то, и Марушка верила, что с его губ срываются проклятия в ее сторону. Сшитая наново кожа покраснела, опухла, но работа была сделана. Хуже, чем ей хотелось, но лучше, чем могло быть. Оставалось только протереть швы отваром из листьев березы. Рута по первому знаку подала ей бутыль. Девочка плеснула пахучую прозрачную жидкость на чистую тряпицу, но не успела прикоснуться к воспаленной коже. А Лис, задумавшись, не успел перехватить руку похитителя.
— Ты делаешь большую ошибку, — Роланд смотрел на нее невидящим взглядом замутненных белой поволокой глаз.
Его пальцы больно сомкнулись на запястье Марушки. Она ойкнула от неожиданности и выронила тряпицу.
— Во-во, — лениво поддакнул Лис, разглядывая через муть бычьего пузыря в окне табун всколоченных облаков мелькающих в свете молодой луны, — дело мужик говорит.
Лис не спешил оборачиваться на девочку — он злился и пытался понять, как восхитительный, простой до одури план по обогащению привел его в ветхий дом неумелой знахарки с блаженной девкой и раненым воином, без сомнений, прикончившим бы и его, выдайся только удобный случай. Рута застыла в нерешительности, обнимая живот, — она не чувствовала себя виноватой, что предложила зелья воину, но понимала, почему злится на нее девочка.
Роланд нескладно дернулся и подтащил Марушку к себе, стискивая руку, пока почти не уткнулся носом в девочкину щеку. Глаза, оцарапанные прибрежным песком, смотрели одновременно на нее и свозь нее.
— Их кровь будет на твоих руках, если помешаешь. Ты слышишь меня, молодая княжна? — прошипел он.
— Какая я тебе княжна?! Мне больно! — взвыла Марушка, пытаясь стряхнуть руку похитителя. — Пусти!
Лис, почуяв неладное, наконец повернулся к ним. Пальцы Роланда стальной хваткой сжимали Марушкино запястье, да так, что рыжий с трудом их расцепил, освобождая
