Лис скептично пожал плечами, наклоняя голову Марушки — царапины выглядели не так страшно, как он предполагал.
— Мне показалось, — протянул рыжий, перетряхивая чужую поклажу в поисках чистого отреза ткани, — или у него кожаные ремешки на лапах были повязаны?
— Я не смотрела, да и зачем соколу ремешки? — удивилась Марушка.
— Ему-то незачем. Но это значит, хозяин у него есть, — пояснил Лис. — Ловчих птиц запрягают не меньше лошадей.
— Бедный! — девочка ахнула, всплеснув руками. — Потерялся, наверное.
— Наверное, — мрачно процедил Лис, выуживая из ближайшего мешка свернутую в рулон тонкую паволоку. — Наклонись.
Марушка терпеливо склонила голову, только вздрагивала, когда мягкая ткань касалась саднящей кожи. Лис придирчиво перебрал пряди и, не обнаружив больше кровоточащих царапин, направился к распотрошенному мешку. Девочка с тяжелым вздохом наблюдала, как он встряхнул отрез невесомой светлой ткани, безнадежно испачканной багровыми пятнами, туго свернул ее чистым краем наверх, и запихал поглубже в мешок.
— Что-то не так? — повернулся Лис, закончив.
Марушка покачала головой — чужую ткань она бы ни за что на свете не взяла без спросу, не говоря уж о том, чтоб испортить ее и закинуть втихую обратно. Но ругаться и отчитывать друга не стала — сил на это не осталось.
— Меня снова тошнит, — развела она руками, опуская голову. — Найди ведро.
Роланд заглянул под навес почти под конец пути, застав Марушку, с самым несчастным видом сжимавшую коленями деревянное ведро. Лиса она попросила уйти сама — разговоры не развлекали, особенно потому что лишний раз раскрыть рот было чревато. Марушка подняла взгляд на воина и попыталась выдавить из себя улыбку, но челн качнулся на волне, и лицо ее мгновенно скрылось над ведром.
— Обед можно не предлагать? — уточнил он.
Булькнув в ответ что-то неразборчивое, Марушка устало смахнула распущенные волосы, волнистыми прядями спадавшие по плечам, за спину, чтоб не замарать. Девочка не услышала насмешки в голосе, но точно знала, что раненый издевается. «Еще бы, — горько подумала она, — бежать-то мне отсюда теперь некуда».
— Выходи, — мелькнула перед лицом его ладонь, — у борта меньше укачивает.
Девочка подняла измученный взгляд и отчаянно замотала головой.
— Идем, глупая, — вздохнул Роланд, — там дышать станет легче.
Признаваться, что выходила без спросу она не собиралась, но и высовываться из-под навеса теперь стало боязно — а ну, как какой-нибудь чересчур любопытный мартын решит свить гнездо у нее на голове. Царапины напухли и невыносимо чесались, а вот притронуться и прогнать зуд не получалось никак — даже от легких прикосновений раздраженная кожа немедленно отзывалась болью. Чудо, что лицо не пестрило отметинами когтей, а на макушке за всколоченными волосами их было не разглядеть.
— Ну, тогда сиди и страдай, — процедил Роланд, разворачиваясь.
Марушка зыркнула ему вслед, скрипнув зубами.
— Поля Бережани сейчас проплываем, — бросил он на ходу, — просто взгляни, тебе понравится.
У правого борта было не протолкнуться, и девочка, высунувшись из-под луба, сразу после того как Роланд ушел, смутно поняла, что именно с той стороны находилось то, что должно ей понравиться. Только вряд ли ее пропустят — торговцы увлеченно переговаривались, разглядывая берег и расходиться явно не собирались.
— Повезет кому-то, — вздохнул молодец в стеганном кафтане, подкручивая усы, — пока доплывем да разгрузимся, облетит всё. А я б поехал, спросил бы у Живы… — близстоящие с интересом повернулись к нему, и тот кашлянул, поправившись, — нашел бы, в общем, что спросить.
— Бабьи сказки! Хочешь попросить о чем-то, так в храм сходи, подношение оставь да жди знака, — пробурчал сгорбленный старец, узловатыми пальцами перебирая длинную седую бороду. — Больно оно надо самой богине с дурнями пустоголовыми гуторить.
Усач пожал плечами:
— Всего-то один вопрос, чай не надорвалась бы, — разошелся он, с запалом повышая голос, — и разве ж зря придумали, что она спускается к людям? Если такое поле не каждый год вырастает, может, это и впрямь знак нам от Живы?
Девочка подошла к самому краю толпы, поднялась на носочки, но все равно ничего не увидела из-за широких купеческих спин.
— К войне этот знак, — вдруг выхватила Марушка из всеобщего гомона мрачно оброненную фразу. — Так поздно зацвели и так много, как есть к побоищу. Такое раз только видал — и то, шестнадцать лет тому, когда войска Нохоя к стенам города подбирались… Всю Бережань тогда кровью залило…
Марушка попыталась просочиться к борту, но купцы, увлеченные разговорами, девочку не пропустили, а толкаться, как сделал бы Лис, она не решилась. Марушка поднялась на цыпочки, но слишком маленького оказалась росточка, и едва доставала мужчинам до плеч. Тогда девочка подпрыгнула — на том берегу полыхнуло алым, но больше смазанной полоски рассмотреть не получилось. Она крепко схватилась за борт и прыгнула снова. На этот раз ноги ее не коснулись пола, и перехватило дыхание. Марушка удивленно обернулась, обнаружив себя прижатой спиной к груди Роланда. Живот скрутило, — и девочка нервно осмотрелась вокруг в поисках спасительного ведра. «Да сколько ж можно меня хватать?» — стиснув зубы, зло подумала она. Хотела брыкнуться или хотя бы лягнуть Роланда ногой, но тот кивнул за борт:
— Смотри.
Поле горело огнем — маки вошли в цвет. Марушка жадно разглядывала их, позабыв о тошноте — в ее лесу, да и на полях Малых Лук они прорывались сквозь холодную землю одиноко, занесенные ветром или оброненные семечком дикими птицами. На земле Бережани маки взошли так густо, что ни одного зеленого листа нельзя было увидеть за широкими алыми лепестками, словно по целой охапке цветов пробивалось из одного ростка. От красного полотна, залитого заревом закатного солнца, заболели глаза, но девочка боялась моргнуть или отвернуться, чтоб не разрушить сказки.
— Руку пусти, — кашлянул Роланд возле ее уха.
Марушка непонимающе повернулась к нему, с неохотой отрывая восхищенный взгляд от алеющего берега. Опустила глаза на предплечье воина и только тогда заметила, что от переполнявших чувств впилась ему в руку ногтями, оставив саднящие лунки на загорелой коже.
— Ой, — сказала она вместо извинений.
Маковое поле оставалось позади и вскоре едва виднелось алой нитью, а руки Роланда, крепко державшего девочку под ребрами, давили на давно уже пустой желудок. Марушка попыталась посмотреть на похитителя, но клюнув его носом в щеку, отвернулась и заговорила, глядя прямо перед собой:
— Это правда, что маки так цветут только перед войной?
— Суеверия, — успокоил он.
— Вот и я думаю, разве цветы могут предречь что-то нехорошее? Цветы не бывают злыми, злыми могут быть только люди. Но все равно отчего-то тревожно, — она замолчала, ожидая ответа от Роланда, но тот, похоже, вовсе ее не слушал.
Девочка вздохнула и заерзала, пытаясь спуститься на землю из крепких объятий.
— Можешь остаться здесь, со мной, — предложил Роланд, — если тебя сильно укачивает.
— Опусти меня, — дернулась
