— Отвезешь сиротку в горы. И поаккуратнее. Она спит и не должна проснуться до конца путешествия.
Эльза наконец-то сумела вдохнуть, резкая боль в груди рвала ее напополам с облегчением. Кровь на одежде и лице Алана, которую она поначалу приняла за кровь Ивы, принадлежала не девочке. Это была кровь супруга Эльзы, который защищал ребенка, когда его попытались забрать. Подлость брата, пообещавшего оставить малышку в покое, даже не удивила Эль. Она представила, как все происходило: тихий, молчаливый бой за дверью спальни, где лежит ребенок. Стоны сквозь зубы, приглушенный звук ударов — чтобы не напугать.
Рохля, тюфяк, книжный червь. Он обладал острым умом и добрым сердцем, но не владел техникой боя. Не так, как ее блистальный отец или сумасшедший брат — окажись кто-нибудь из них на месте этого лаэрда, Алану пришлось бы туго. Эльза в сердцах только сплюнула на землю. Окажись кто-нибудь из них тут — они бы и пальцем ради нее не шевельнули.
Дорога показалась ей бесконечной: ее везли в клетке для животных и как животное, без одежды. Волчица не откликалась, но самое ужасное, что некоторые моменты выпадали из сознания Эль. А, приходя в себя, она видела, как плотоядно улыбаются сопровождающие, ехавшие в одном фургоне с ней для охраны. Брат хотел ее помучить, и не отказывал себе в этом, с удовольствием наблюдая за ее унижением. Сам он не прикоснулся к ней и пальцем — если и впрямь хотел жениться, но вряд ли из-за сексуального влечения. Алан смотрел на сестру как на вещь, полезную, нужную, но не жизненно необходимую. Ни капли похоти, больной привязанности, которых она ожидала в подобной ситуации: в его поступке крылось нечто другое. Впрочем, у нее вообще всегда сложно складывались отношения с братьями. Кристоф не в счет — но и тот в последнее время перед разлукой от нее отдалился. Она была одна, сама, девочка с клеймом и упрямым желанием не сдаваться.
На очередной стоянке, когда охрана и водитель отдыхали, Эльза сообразила, что Алан пропал. Возможно, он не мог постоянно находиться рядом, какие-то дела требовали его присутствия в другом месте, и в ее голове снова мелькнула мысль о побеге. Эльза легла на пол своей грязной клетки и притворилась потерявшей сознание. Ей повезло: когда скрипнула дверца, внутрь пролез только один из ее мучителей. Потоптавшись, он отпер клетку, но Эльза не пошевелилась, даже когда тяжелое мужское тело прижалось к ней. Она снова ощутила знакомую пелену, захватывающую разум — Алан сделал ее рабой чужих желаний — и поняла, что в ее распоряжении лишь несколько секунд для активных действий. Она нащупала за поясом мужчины нож, выхватила его и без раздумий всадила злодею в горло. Трясущимися руками стащила с него куртку и оделась, длины как раз хватило, чтобы прикрыть наготу. Затем влезла в его большую, ей не по размеру, обувь. Спотыкаясь, дрожа, Эльза выбралась через незапертую дверь наружу.
На улице хлестал ледяной дождь, грузокар стоял на узкой проселочной дороге, вдалеке сквозь ночную тьму Эльза различила светящуюся вывеску таверны. Ее озябшие в пути мучители наверняка отправились туда перекусить горячим, оставив лишь одного для охраны. Она плотнее завернулась в украденную ветровку и побежала через лес, держась подальше от дороги, опираясь лишь на остатки звериного чутья, не совсем погибшего в ней вместе с волчицей. Вода, льющаяся с небес, смыла чужую кровь с ее лица и рук, но вместе с тем насквозь промочила куртку, заморозила до самых костей. Иногда Эльзе нестерпимо хотелось лечь на землю, поддаться тьме, протянувшей цепкие когтистые пальцы в ее разум, отключиться, возможно, даже замерзнуть насмерть под холодным ливнем на мокрой вязкой земле, но она заставляла себя переставлять ноги и бежать ради дочери. Шаг, еще шаг.
Повезло: вскоре до нее долетел знакомый запах реки, появились первые дома, мост, который в ее детстве называли горбатым, — он стоял на самой окраине столицы, показывая небу изломанную спину. Эльза остановилась под деревом на берегу, чтобы перевести дыхание и уложить в сознании мысль: это город, где она прожила много лет и знает каждую улочку как свои пять пальцев. Кто-то привел ее до места, не иначе, — светлый бог, его помощники-святые? Она только усмехнулась. Ее собственные ноги принесли ее сюда.
Благодаря редким письмам Северины, Эльза понимала, что ее ждет. Родительский дом стоит пустым и обветшалым, ее брат-близнец пропал без следа, а старший — сидит на троне и одним щелчком пальцев получит ее на блюдечке, если увидит. Рациональной частью сознания Эльза прекрасно отдавала себе отчет, что вот в таком виде, голодная, полуголая и больная, не сумеет не то что отыскать дочь, а даже банально выжить. Она вытерла воду с лица и напрягла зрение, вглядываясь вдаль, в сонные дома.
В этом городе оставался только один человек, который должен был ей помочь.
Цирховия
Двадцать восемь лет со дня затмения
На рассвете их небольшой лагерь, разбитый на ночь у дороги, накрыл холодный липкий туман. Эльза поежилась, размышляя о том, что ей придется выбраться из более-менее теплого кокона, идти в туалет, жаться к костру, где старший монах уже подвешивал на крючок чайник. Во рту опять стоял неприятный привкус металла — он предследовал ее уже несколько дней по утрам.
Паломники направлялись в горы Дардании: помимо старшего шли две монахини, четыре послушника и еще одна послушница, кроме Эльзы. Процессия как раз собиралась у площади трех рынков, когда Эль примкнула к ним, ее жалобная выдуманная история тронула их до слез. Старший монах сетовал, что в этот раз они собрали меньше желающих, чем в прошлый — зимой люди почему-то отказываются укрощать плоть и предпочитают получать удовольствия в глубокой темной дыре проклятого бога. Одно из условий для каждого нового послушника — пройти свой путь пешком, выдержать первое испытание. Летом его переносить проще, а люди по своей природе слабы.
Эльза кивала, слушая его у костра, кивали и остальные. Не секрет, что бездомных детей отдают на воспитание монахам, но чтобы прийти вот так, во взрослом возрасте и по доброй воле, у человека должна иметься серьезная причина. Один из послушников потерял на фабрике руку и возможность работать, поэтому решил, что найдет себе применение в монастыре, двое других, кажется, промышляли чем-то нехорошим, но раскаялись, последний сообщил, что поведает свою историю лишь настоятелю, но вел себя так любезно, что его не отказались взять. Послушница раньше работала служанкой в богатом доме и понесла от другого слуги. Хозяйка ее выгнала, родных не осталось, а монастыри всегда выражали готовность приютить ребенка.
Свой
