Она почти не тратила времени на раздумья, когда собиралась. Замаскировать внешность, как учил Крис, собрать немного вещей — только чтобы соответствовать роли. Монастыри не подчиняются властям, и даже если Эль сумеет убедить полицию в похищении дочери и явиться туда с подмогой, ей не откроют. "Даже если" — потому что всерьез она не рассчитывала кого-то убедить. Только не в ее ситуации, когда один брат правит страной, а другой — гуляет сквозь стены и подчиняет себе людей единственным прикосновением. А вот бедной женщине, которая после смерти мужа и выплаты его карточных долгов осталась на улице без пропитания, монахи помогут с удовольствием. Вот для такой "сиротки" огромные дубовые ворота охотно распахнутся настежь. По сравнению со всем остальным миром дарданийские горы не так уж велики — она найдет там свою дочь.
" И никто обо мне не узнает".
Именно поэтому Эльза решила не посвящать в свои планы никого, даже Кристофа. Алекс предоставил ей отличный шанс раствориться без следа, никто не в курсе, что она все вспомнила и снова готова бороться. Возможно, ее сочтут мертвой или продолжат искать в столице, а она уже вон где — на полдороги до дарданийских гор, под чужим именем, в облике обедневшей майстры. Чтобы благородная лаэрда рискнула пройти пешком по снегу столько километров? Нет, до такого точно никто из преследователей не додумается.
Алекс… Эльза надеялась, что он сумеет разобраться со своими кошмарами, победить тьму, она искренне этого ему желала, но прочитав письмо и поразмыслив, согласилась: они не смогут быть вместе, пока Димитрий стоит между ними. Отправляясь в новое опасное путешествие, она не рассчитывала увидеться с ним еще раз.
"Только мои призраки всегда останутся рядом".
Выбравшись из походного мешка, которым снабдили ее монахи, Эльза скорее подсела к костру, зябко поджала ноги и с благодарностью схватила предложенную горячую кружку чая. Ей нельзя болеть. Ей надо выжить. "Прости меня, — мысленно произнесла она и украдкой приложила руку к животу, — это выбор матери, который нельзя сделать".
Неожиданно на плечи ей легло что-то теплое, Эльза вздрогнула, едва не расплескав чай.
— Вы замерзли, — с ласковой улыбкой обратился к ней один из послушников и присел рядом, — берегите себя, вам нельзя болеть.
Он словно эхом повторил ее мысли. Теплая вещь оказалась его пиджаком, а сам парень остался в одной рубашке. Эльза внимательнее присмотрелась к собеседнику. Тот самый, что отказался рассказать свою историю. Она еще раньше приметила, что он ходит без куртки, в старом поношенном пиджаке и черной широкополой шляпе, но списала все на закаленность тела и духа. Говорят, дарданийские монахи умеют спать на снегу, будто в теплой постели, может, этот парень из таких? Неудивительно тогда, что старший в процессии разрешил ему остаться, сам-то старик спал, как и все, завернувшись в теплый мешок, и ходил, укутавшись в толстую шубу.
— А вы не замерзнете? — спросила Эльза вместо благодарности.
Лицо у парня было совсем юное, безусое, казалось, даже первый легкий пушок еще не тронул его щеки. Улыбался он очаровательно.
— Я закаленный, — ну вот, все так, как она и думала, — а вот вы, майстра, должны беречься за двоих. Возьмите мой завтрак, я давно за вами наблюдаю и вижу, что вы не наедаетесь одной порцией.
На миг внутри Эльзы шевельнулся страх. Ей интуитивно не нравились люди, которые за ней наблюдали, — спасибо брату или даже двоим из них. Но парень смотрел весело и дружелюбно, бутерброд в его руке пах одуряюще вкусно, а в ее животе поднялась настоящая буря. Эльза выхватила угощение и тут же впилась в него зубами.
— Как вы догадались, что я беременна? — пробубнила она с набитым ртом.
— Я вырос там, в горах, — он кивнул через плечо, указывая на уже появившиеся вдали вершины, — изучал учение святого Мираклия и помогал врачующему монаху. Вместе мы принимали роды у тех, кто в этом нуждался. Надеюсь, мой наставник еще служит и узнает меня, когда я вернусь.
"Что ж, — решила Эльза, — наверно, у него попросту нет какой-то страшной истории за плечами, вот ему и нечего рассказать старшему монаху".
Ей стало немного спокойнее, она уже всю голову сломала, размышляя о том, в какой момент открыться спутникам и стоит ли это вообще делать до тех пор, пока не появится живот. А тут вроде как ее секрет раскрылся сам собой.
О своей беременности Эльза догадалась, когда уже примкнула к паломникам. Металлический привкус во рту — он преследовал ее и раньше. Правда, на этот раз она приняла новость гораздо более спокойно. Эльза даже знала, когда все случилось: в ту полнолунную ночь, когда у Алекса начался оборот, а сама она еще не до конца обрела разум. Вдвоем они не думали ни о чем, кроме привязки, желания, любви, невыносимой тяги друг к другу, и результатом того безумства стал крохотный комочек, зародившийся в ее животе. Иногда, когда на Эльзу никто не смотрел, она поглаживала его тихонько. Зимнее путешествие в одиночку, испытания, которые ждали ее в монастырях — слишком большой риск для новой жизни, но как уже сказала, она не могла сделать выбор. Не сумела бы предпочесть оставить Иву и ждать, пока дочь спасет кто-то другой. Если уж начистоту, то Эльза просто никому не доверяла. Нет, с нее хватит пассивного ожидания чужой милости, помощи святых, добрых друзей навроде Северины, и второго великодушного мужа у нее тоже не будет.
— Ты потерпи, — шептала она безымянному пока существу внутри, — ты уж как-нибудь продержись, пока я борюсь. А потом мы будем жить втроем, все вместе.
Она больше не маленькая запуганная девочка и не безответно влюбленная девушка.
Она — мать, которой для счастья будет довольно, чтобы рядом находились дети.
Ее внезапный друг в черной шляпе продолжил ей помогать преодолеть длинный путь. Он делился с ней едой, насовсем отдал пиджак и каждый вечер старался плотнее укутать, когда Эльза, стуча зубами, засыпала. Уж не влюбился ли он? Если так, то его ждало горькое разочарование: Эльза уже твердо решила, что после Алекса у нее не будет никого.
Наконец, дорога пошла под уклоном вверх, ветер стал сильнее хлестать несчастных паломников по щекам и швыряться в них горстями снега, а впереди показались массивные ворота горной обители. Эльза знала, что за ними их ждет еще несколько ворот — монастыри разделялись, подобно надежно укрепленным крепостям, встроенным в
