Эльзе и Кристофу очень повезло, а они, дураки, своего счастья не понимали. Эль стала похожа на вареную рыбу, ее с трудом удавалось растормошить, а о прежнем веселье, когда они шептались и хохотали вместе часами, не шло и речи. Крис искал любой повод умотать в неизвестном направлении. Ну и пусть. Зато Северине доставалось немножко больше того, от чего они сами отказывались. Ольга души в ней не чаяла от благодарности за то, что образумила дочь, и даже Виттор как-то остановил ее в коридоре, когда поблизости никого не было, и вполголоса произнес:
— Не знаю, как тебе это удалось, девчонка. Но спасибо.
Он воровато огляделся по сторонам и ушел, а Северина еще минут пять стояла, смотрела ему вслед и глупо улыбалась. Наконец-то ее оценили по достоинству. Наконец-то кто-то стал ею дорожить. И Виттор зауважал, а это еще пригодится, когда потребуется сыграть финальный аккорд. Самовлюбленный волк наверняка даже и не подозревал, что тоже являлся всего лишь ноткой в пригожей песне Северины.
Другие ноты также звучали в унисон. Разобраться с влюбленным дураком Алексом оказалось нетрудно, он почти влет проглотил наживку и плотно сел на крючок своей обиды и негодования к "коварной и двуличной" Эль. С Эльзой вышло еще проще — в ней стоило лишь посеять зерно, всходы появились почти без стороннего вмешательства, но и неудивительно, кто еще знал ее лучше, чем самая близкая подруга, с которой все секреты делились на двоих? Даже родители не разбирались в ее характере так, как Северина, потому что не проводили с ней столько времени и не ведали обо всех ее печалях и радостях.
Швея в обмен на горячую сплетню о том, что жена начальника речного порта беременна от простого рыбака (Северина просто видела женщину с округлившимся животиком, а остальное домыслить было нетрудно) подвинула заказ такой полезной клиентки вперед других и сделала платье к балу одним из самых первых, попутно поведав, в чем планируют идти остальные заказчицы. В ателье красовался на манекене подвенечный наряд: вышитый горным хрусталем лиф и длинный шлейф из прозрачного газа. Северина украдкой вздыхала при взгляде на него. Конечно, этот наряд скорее подходит обеспеченной майстре, а ее собственное платье получится во много раз дороже. Свадебное платье единственной наследницы одного лаэрда, которая выйдет замуж за старшего сына другого лаэрда, должны украшать бриллианты и золото. И так и будет, потому что отцы сделают все, чтобы праздник детей состоялся.
Не смогут не сделать — выбора-то им не останется.
Они с Эльзой по очереди целовались с Хорасом в летних душевых, прогуляв урок изящной словесности. Северина рассчитывала, что безобидная шалость немного взбодрит подругу — в конце концов, сколько можно страдать по человеческому парню, а пара невинных поцелуев еще никому не вредила — но, похоже, хоть какое-то удовольствие из них троих получил только Хорас, который так и лез облапить одной девушке грудь, а другой — между ног. В итоге, подруга отпихнула его и ушла, а самой Северине он не очень-то был и нужен. Разве что майстер Ингер со своего поля проводил их двоих, выходивших из кабинки, пристальным взглядом и так от души пнул мяч, что тот перелетел ограду и угодил куда-то на проезжую часть.
Майстер Ингер вообще очень изменился. С их прощального вечера в последний день лета Северина больше не заговаривала с ним первой, но он ей прохода не давал. Придирался по мелочам, постоянно чем-то недовольный. То опоздала на урок, то ноги ставит не так, то играет плохо, то выглядит больной и немедленно должна показаться врачу и идти домой. Одноклассники уже начали шептаться и посмеиваться над ней, но Северина упорно играла роль козла отпущения, ничем не выдавая, что совсем не страдает от придирок учителя. Если бы они только знали, как на самом деле мучается ее бедный Валериан. Ничего, возможно, пресвятой светлый бог еще воздаст ему за помощь ей, пусть даже и неосознанную.
Вместо погибшего странной смертью дотторе Ворховича преподавать астрономию пришел дотторе Войцех — высокий атлет с бездонными синими глазами и длинными, как у девушки, ресницами. Старая карга Ирис наверняка решила принимать на работу преподавателей-мужчин, только если в их портфолио числилась победа на конкурсе красоты.
— Такой молодой, сколько ему? Лет двадцать пять? — мечтательно вздохнула Северина, беседуя с Эльзой на перемене и провожая симпатичного преподавателя взглядом. — Наверно, даже моложе нашего майстера Ингера. А уже дотторе, подумать только.
Сам майстер Ингер, который по совершенной случайности в этот же момент проходил по коридору мимо девушек и услышал неосторожно брошенную фразу, грохнул дверью, входя в кабинет.
Дотторе Войцех и вправду был хорош, но он, с истовым фанатизмом человека науки увлеченный своими планетами и орбитами, даже и не подозревал, как повезло ему в том, что огненная комета по имени Северина прошлась лишь по касательной, толком его не зацепив. Он не представлял для нее интереса, потому что все равно не мог затмить собой Димитрия, а один поклонник в лице майстера Ингера у нее уже имелся и этого хватало. Впрочем, она прилежно записалась к дотторе на внеклассные занятия, повсюду таскала никчемные карты звездного неба, пялилась в телескоп, когда Войцех смотрел на нее, и пялилась на Войцеха, когда на нее смотрел майстер Ингер.
Гремучая смесь ревности и недомолвок, подогреваемая на медленном огне, неминуемо грозила взорваться и, конечно же, так и случилось.
По окончании одного из учебных дней школяры, как обычно, потянулись к выходу, и выпускницы вместе с Эльзой и ее подругой тоже выпорхнули на площадь, шумно обсуждая главную тему сезона — грядущий бал. Еще бы, младшим девочкам посещать его не разрешалось, а они уже почти взрослые и будут веселиться со взрослыми наравне. Открытые платья, шампанское, влюбленные кавалеры — в общем, мечта любой, да и только. На полдороги Северина внезапно остановилась.
— Я забыла в раздевалке карту, — сообщила она обернувшейся в удивлении Эльзе. — Ты иди-иди, не жди меня. Вон мать уже за вами с Крисом приехала. А мне все равно домой надо, к практическому занятию готовиться.
Эльза не стала спорить и обреченно поплелась к матери, а Северина вернулась в школьное здание. Пробираться было непросто: все рвались наружу, а она одна — внутрь, но стоило
