— Я хочу тебя, — прошептал сдавленно, будто сама способность говорить давалась с трудом, — хочу быть первым у моей маленькой сестренки, понимаешь?
Эльза не понимала. Это все происходило не с ней.
— Я не сделаю плохо, — теперь Димитрий говорил все быстрее, иногда срываясь в бормотание, — я умею делать это ласково, если нужно. Тебе будет хорошо, Эль, если уступишь. Будет сладко. Ты узнаешь удовольствие, которое происходит между мужчиной и женщиной. Я покажу тебе его. Главное, чтобы ты не думала об этом, постаралась скорее все забыть.
— Нет, — ужаснулась она, — я никогда не смогу забыть… такое.
Видимо, в глазах у Эльзы этот ужас тоже отражался, потому что Димитрий вгляделся в ее лицо, а затем медленно подался назад. Словно волна схлынула, и сразу стало легче дышать. Темный силуэт снова замер на краю постели.
— Ты права, Эль. Я болен и часто забываю, что другие не больны, — и тут же, почти без паузы: — Спой мне колыбельную, сестра.
— Колыбельную? — она так удивилась, что даже на миг перестала бояться.
— Да. Мать ведь пела вам с Крисом что-то в детстве? — в его голосе послышалась неожиданная теплота. — Мне пела, я помню. А ты?
— Д-да, — с неуверенностью призналась Эльза. — Но родители могут услышать.
— А ты спой тихонько.
Она поджала губы. Зачем ему вдруг понадобилось ее пение? С другой стороны, уж лучше петь Димитрию, чем выносить его укусы или… нет, остальное он собирался сделать с кем-то другим, не с ней. Ее брат безумен, никто не знает, что придет ему в голову в следующий момент. Димитрий пошевелился, раздался шорох ткани, кожа на его мощных плечах тускло лоснилась в полумраке, когда он снял рубашку. Он божественно красив, но женщины не любят его. Они его боятся, и Эльза понимает почему.
С тканью в руках Димитрий повернулся к ней.
— Лучше тебе не видеть меня сейчас.
Она вздрогнула, когда он завязал ей глаза. Рубашка Димитрия пахла парфюмом и мускусным ароматом кожи и была теплой, словно это его ладони легли ей на веки. Эльза затаилась в ожидании худшего. Зачем он лишил ее зрения? Что теперь станет с ней? Она вытянулась на постели, вспотевшими руками стискивая на бедрах подол ночной сорочки. Не хотелось бы, чтобы брат трогал ее там, пусть даже давно решено, что трогает там он кого-то другого.
Пальцы Димитрия приласкали ее щеку каким-то особым, бархатным прикосновением, спустились ниже, к подбородку, прошлись по трепещущему горлу и оказались в ямочке между ключиц, а затем он нагнулся и поцеловал ее там, где касался, оставляя цепочку невесомых следов. Внутри все сжалось в комок, Эльза затаила дыхание.
— Не прислушивайся ко мне, — произнес он глухим, тяжелым голосом. — Пой.
И она запела.
— Всходит на небо луна…
Ладонь Димитрия, широкая, по-мужски большая, распласталась между ее ключицами, двинулась ниже, в ложбинку между грудей, не отклоняясь в стороны, смещаясь ровно посередине, но голос у Эльзы все равно предательски дрогнул.
— Детям спать пришла пора…
Почему он просил ее не прислушиваться? Дыхание у него участилось, стало рваным и хрипящим, и Эльза слышала его ненароком в паузах между собственными словами.
— Светлый бог нас всех простит…
Неожиданно Димитрий прижался к ее животу лицом, как делал это в детстве, когда искал в ее объятиях утешения и покоя, и Эльза истинктивно обхватила его голову, зарылась пальцами в волосы, пока он терся щекой об нее и хрипло дышал.
— И от зла нас защитит…
Когда песня подошла к концу, Эльза замолчала. Начать все по новой или достаточно? Дыхание брата выровнялось, он поднялся и снял с нее повязку, предупредив, чтобы глаза не открывала. Не желая сердить его, она лежала неподвижно.
— Бойся меня теперь, — сказал он напоследок каким-то странно равнодушным голосом. — Чем дольше я сдерживаюсь, тем хуже потом бывает. А я буду сдерживаться так долго, как смогу.
И только услышав, как закрылась дверь, Эльза вскочила на ноги, забилась в дальний угол и просидела там до самого рассвета. Она не верила, что Димитрий больше не вернется.
Лежать в своей комнате ночами и ждать его очередного появления теперь стало совсем невмоготу. Сколько она могла выдержать без сна? День? Два? Стоило закрыть глаза, как ей вновь чудились запахи и шорохи, означающие, что Димитрий опять пришел ее мучить. Можно было, конечно, воспользоваться снотворным, которое еще оставалось в аптечке с той поры, как доктор прописывал лекарства для успокоения буйной пациентки, но мысль, что Димитрий войдет и станет делать с ней все, что заблагорассудится, а она даже не почувствует опасности вовремя, приводила Эльзу в панический ужас. Шел ее последний год в школе, а основательно подпорченная минувшей весной из-за влюбленности в Алекса успеваемость снова катилась в тартарары, только уже по другой причине.
Пару раз Эльза осталась с ночевкой у Северины, и это ее выручило, но не будешь же спать у подруги постоянно? Наконец, измучившись постоянной тревогой, Эль не выдержала, подхватила среди ночи подушку и одеяло и отправилась к единственному человеку, которого еще считала близким — к Кристофу. В полночный час тот уже дрых без задних ног в своей любимой позе: перевернувшись на живот, уткнувшись лицом в постель и свесив с края руку, и даже не пошевелился от того, что вошла сестра. Мама как-то рассказывала, что ее отец, их дедушка, любил поговаривать: безмятежно и беспробудно имеют обыкновение спать только невинные люди, те, чья совесть чиста. Значит, Эль все же в чем-то виновата, раз мучается бессонницей в отличие от своего брата-близнеца? Вопрос без ответа, потому что задать его некому, иначе обязательно придется рассказывать о Димитрии, а о нем она могла только молчать.
Она аккуратно постелила себе на полу у кровати брата, улеглась и впервые за последнее время с облегчением закрыла глаза. Такое же успокоение Эльза испытывала и в доме Северины — присутствие рядом других людей, даже спящих, почему-то вселяло в нее уверенность в собственной безопасности. Но когда рассвет серой кошкой начал пробираться в окно, она проснулась на жестком деревянном покрытии, сотрясаясь от холода. После нескольких дней выматывающей усталости мозг спросонья соображал плохо, и, нащупав рядом с собой теплую постель, Эльза без всякой дурной мысли перебралась туда, накрылась своим одеялом и по-настоящему счастливо провалилась в беспамятство.
Проснулась от вопля Кристофа:
— Ты чего?
Крис, кажется, прямо из кровати отпрыгнул на два метра в сторону и теперь стоял, прижимая одеяло к бедрам, и смотрел на нее круглыми возмущенными глазами. Он стесняется, поняла Эльза, потому что спал
